Свобода, но никакого равенства

Саксофонное трио – редкий состав в джазе (как, скажем, и струнное трио в классике). Интернациональное трио Sonore – ядро международного Chicago Tentet (Чикагского децимета), который собирают для Петера Брётцмана чикагские поклонники немецкого музыканта. Они видят в нем продолжателя «бури и натиска» конца 60-х, почти напрочь выпавшего из американского джазового обихода.

Брётцман и впрямь вдохновлялся радикальной «свободной импровизацией», о чем свидетельствует столь характерное для новых левых название его программного диска Machine Gun («Пулемет»). Но теперь, через 40 лет, хорошо слышно, что кредо «пулеметчика» было на самом деле в другом – в поэтике подчинения, как и у его коллег по объединению «Флюксус». Не случайно Брётцман перебрался в Вупперталь, где квартировал не только его соратник, контрабасист Петер Ковальд, но и лидер «Флюксуса» Йозеф Бойс, Нам Юн Пайк (у которого Брётцман, художник по образованию, даже поработал ассистентом) и труппа хореографа Пины Бауш.

Собственно московский концерт был явно на эту тему. Никаких истеричных тутти, никакой фри-джазовой уравниловки в трио Sonore нет и в помине. Оба партнера откровенно работают на лидера, который годится им в отцы.

Американец Кен Вандермарк, как в диксиленде, ведет верхнюю линию на кларнете, швед Матс Густафссон изображает бас на баритон-саксофоне, лишь изредка переключаясь на свои фирменные изобретения-гибриды – слайд-саксофон и флейтофон. Они смиренно склоняют головы перед стойким 67-летним мэтром Брётцманом. А Брётцман пользуется сентиментально-надрывным звуком черного радикала 60-х, тоже саксофониста Альберта Айлера (вы его знаете по теме из фильма «Последнее танго в Париже» в подслащенной версии композитора Гато Барбиери), так же как поп-арт пользуется ready-made’ами, готовыми объектами. В свое время Брётцман отлично интерпретировал «Гимн единого фронта» Ганса Эйслера. Но времена новых левых давно прошли.