Кошмар на улице Флит

Sweeney Todd the Demon Barber of Fleet Street – зрелище не для слабонервных и уж точно не для тех, кто зашел в кино случайно, а из всего увиденного больше всего любит романтические мелодрамы. По количеству крови на экране «Суини Тодд» способен сравниться разве что с «Убить Билла». Ведь главный герой-цирюльник, вернувшийся в Лондон после долгих лет несправедливого заключения, начинает с того, что жаждет отмстить погубившим его семью и судьбу, а заканчивает тем, что во время сеанса бритья перерезает глотки абсолютно всем. Правым, виноватым – тут уже не до разборов, одна сплошная разборка с опостылевшим человечеством. А потом с помощью специально отлаженных механизмов на шестеренках сбрасывает трупы со второго этажа, где обосновалась брадобрейня, на первый, где его соратница миссис Лаветт (то бишь Лав Ит – любит она это дело) содержит ресторанчик, торгующий пирогами. Ресторанчик был жалким, чахлым, самым мерзким в Лондоне. Киноманы наверняка помнят титр в «Трейнспоттинге»: «Самый поганый сортир во всей Шотландии». Вот такой и ресторанчик. Но с тех пор, как в его пирогах завелось человеческое мясо, он вдруг обрел славу наивкуснейшего заведения: посетители, не зная того, жрут человечину с завидным аппетитом.

Шокирует в этой ситуации не кровь сама по себе – пусть и хлещет из разрезанных горл литрами. Она в «Суини Тодде» не похожа на кровь как ни в каком другом кровавом фильме. Напоминает не клюквенный даже и не томатный сок, а разбавленную ярко-красную ремонтную краску. Шокирует несоответствие между кровавостью сюжета – и условной музыкальной основой, между натурализмом – и оперностью страстей. Да, не Бёртон придумал этот зазор. Фильм поставлен по некогда модному бродвейскому мюзиклу Стивена Сондхейма. Но не мне вам объяснять, что театральная и кинокровь воспринимаются по-разному. Киношная – куда кровавее. Куда натуралистичнее. Во-первых, никто никогда не поверит, что человека на сцене зарезали по-настоящему. Уж если однажды зарезали бы – про то наутро орали бы все мировые телеканалы. Во-вторых, у кино есть такое скорбное преимущество, как крупный план. Бёртон пользуется им в «Суини Тодде» с искренней радостью. Кровь нереально яркого цвета захлестывает иногда даже экран.

Как расценивать «Суини Тодда»? Можно только как стеб – экранизацию популярных в России черных стишков типа «дедушка в поле нашел ананас, сразу не понял, что это фугас, ножик достал – захотелось поесть...» и т. д. Бёртон обожает подобные стишки, например с гвоздиками, вколоченными в детские глазки. Иногда перечитываю книжку таких его стишков, им же самим заботливо проиллюстрированную. Дающую понять, откуда есть пошли милые фрики из его анимационных «Кошмара перед Рождеством» и «Трупа невесты».

Но при желании можно усмотреть в «Суини Тодде» и реальный смысл. Конечно, это трагедия – о том, как губит человека жажда мести, превращая его в персонажа истинно дьявольского, причем зависимого от дьявола – не отдающего себе до поры до времени отчета в том, что творит. Конечно, это сатира на человеческую природу вообще. Убедительная для пессимистов. Пожирать друг друга – основа человеческой натуры: на работе или, как в фильме, в момент конкуренции за желанную женщину. Каннибализм в таком случае явление закономерное. Забавно, что, развивая эту тему, фильм вольно или невольно доводит до логического абсурда идеи защитников прав животных. Он не призывает отказаться от употребления мяса, зато рассматривает мясо человеческое в одном ряду с другими: одна из арий Суини Тодда и миссис Лав Ит посвящена сравнительному анализу разновидностей людского мяса – от постного и просоленного мяса матроса до жирного мяса судьи.

Ужас? Но не ужас-ужас-ужас.