Слишком много чести, сударь

Российский читатель уж если и возьмется припоминать, что ему известно о Франции прошлых веков, то, вероятней всего, вспомнит пышный ХVII век. Властолюбивого кардинала Ришелье, влюбчивого герцога Бэкингема, трех озорников со шпагами, впрочем, выдуманных Дюма, а за ними и трех уже совершенно реальных основателей французского классического театра – Корнеля, Расина и Мольера. А там и всю эпоху Людовика ХIV, поставившего знак равенства между собой и государством и построившего Версаль.

Как выясняется из блистательного труда Марии Неклюдовой, прямым следствием абсолютистской политики Людовика стало выстраивание его современниками особого пространства, существующего автономно от неписаных и порой весьма неприятных законов двора, – пространства частной жизни. Мария Неклюдова легко, живо и с редкостным для академического труда дружелюбием к широкому читателю показывает, как дворянский и аристократический мир вырабатывал искусство «нежной дружбы», любовной игры и даже благочестивой смерти.

В книге приводится множество переведенных автором текстов, в которых запечатлелись результаты этого коллективного пути. Особенно любопытны руководства по учтивости, вызывающие при сегодняшней размытости этикета чувство восхищения тем старательным вниманием, с которым в ХVII веке относились к беседе. «Совершенный придворный», например, обучает, «как пригласить друга на обед» или «обратиться к девушке хорошего происхождения, имея намерение на ней жениться». Разумеется, отказываться от чести пообедать вместе нужно из последних сил, а завершить нескончаемый поток взаимных реверансов предлагается так: «Сударь, вы оказали мне слишком много чести; моя благодарность всегда и повсюду будет стремиться явить, что, ежели мои возможности окажутся равны моей доброй воле, я не пожалею ни собственных сил, ни сил друзей, дабы вам услужить». И это всего лишь беседа двух приятелей, что уж говорить об ответах благонравной девицы. Уроки галантности преподавались и в других руководствах, и в любовных романах, и в полушутливой «Газете страны Нежности».

Истории этой газеты и руководств лишь малая доля сюжетов, составивших «Искусство частной жизни». Но каждый из них и занимателен, и свеж. Одного не хватает этой замечательно компетентной, тонкой и умной книге – финального аккорда, который свел бы сказанное воедино, связал сюжетные нити в один узел и оставил у читателя чувство большей цельности и завершенности разговора. Впрочем, возможно, он просто вскоре продолжится?