Стихийное раздвоение чувствительной личности

В свой новый роман «Цунами» Глеб Шульпяков заманивает как в лабиринт. Единственный способ из него выбраться – принять буддизм

Глеб Шульпяков, поэт и путешественник, 36-летний автор, которого последние годы критика дружно хвалит и за умную, нежную лирику, и за пестрые путевые заметки, написал свой второй роман («Книга Синана» вышла три года назад).

Роман с завязкой, против которой невозможно устоять. Накрывает и тянет, как... Шульпяков сам подсказывает метафору, и сопротивляться бессмысленно – как волна цунами. Первые страницы книги намагничены так сильно, что хочется переворачивать их быстрей. Мы застаем героя в критический момент. Он оформляет новые документы – попав в цунами 2005 г. на Таиланде. В бассейне плещется микроавтобус, мобильники надрываются, кто-то рыдает, по пляжу летит мусор. А у героя начинается новая жизнь.

Постепенно мы узнаем его историю: в меру успешный сценарист, женат на актрисе, девочкой сыгравшей в его любимом детском фильме, девушкой – в его собственной пьесе, а потом попавшей в полосу неудач. Приезд на Таиланд – попытка наладить разваливающуюся жизнь, ее и их общую.

И поначалу все развивается прекрасно. Поэтический дар Шульпякова работает на полную мощность, в результате Шульпяков-прозаик слышит и видит так, как, возможно, никто в современной прозе. Различает, как «шумно вздрагивают ветки, с которых взлетают тяжелые птицы». Видит, как течет «молочно-зеленая река», «помятый пароходик у причала тихо коптит розовое небо», а «мелкий, цвета слоновой кости песок» обжигает пятки. Каждая фраза выверена и ритмична. В этом так чутко расслышанном, четко увиденном и словно размятом в ладонях мире купаешься как в парном молоке. Понятно, рай недолговечен. Он и она ссорятся еще до всякого цунами. Она с облегчением отправляется в театр, где ей внезапно предложили первую роль в новой постановке. Он остается. Чтобы после цунами найти на берегу тело соотечественника, забрать его документы и зажить в Москве под другим именем и в другой квартире.

На этом проза описаний кончается. Начинается проза переживаний. Ускользание собственного «я», попытки и невозможность его нащупать – это занимает теперь героя. Двойники, сны, бред, усиленные возлияниями и травкой, неотличимы от яви, герой живет в квартире того самого погибшего от цунами человека и незаметно сливается с ним, а потом выясняется, что вовсе не с ним, а с собой. За каждым углом его поджидают тайны и странные совпадения, по страницам скользит призрак триллера, так, впрочем, и не состоявшегося.

Если первая часть книги похожа на добротный европейский роман, то вторая не оставляет сомнений: перед нами русская проза, в которой живут русские мальчики, задающие русские вопросы, воспринимающие свою в общем благополучную жизнь как цунами и готовые говорить об этом ночь напролет.

Великолепно начатый роман распадается, расслаивается, зыбко мерцает. Но, возможно, по-другому автор и не мог передать ощущение вселенского неуюта, бессвязности жизненных сюжетов и тревоги. А это чувство передано здесь превосходно. Выбраться же из хаоса поможет, кажется, только маленький Будда, неожиданно подмигивающий в финале.