Точка зрения: Строят не на века

Контракты с архитекторами относятся к разряду «отношенческих» – таких, где не все существенные обстоятельства можно оговорить «на берегу». Неучтенная геология или отсутствие материалов и комплектующих, которые с начала проекта успели снять с производства, – всего предвидеть невозможно. «Отношенческий» контракт описывает то, как в принципе будет приниматься решение по той или иной ситуации. Конечно, остается простор для недоговоренности, или, как говорят экономисты, оппортунизма, когда можно исказить дух соглашения, учитывая, что и буква не особенно четко прописана.

Поэтому когда читаешь в прессе о том, как тяжело продвигается реконструкция национальных святынь – Мариинского или Большого театров, не стоит злорадствовать. Речь идет о космически сложных контрактных технологиях. Архитектура с мириадами знаков и значений, которые она транслирует в общество, с неизгладимыми следами, которые она оставляет в человеческой (и национальной!) душе, – это едва ли не более сложный и ответственный комплекс, чем аэрокосмический.

Профессия архитектора полна объективных противоречий. Архитектор должен обладать кучей едва ли не взаимоисключающих компетенций. Тут и творческая одаренность, и широкое образование, и чувство художественной ткани современности и прошлого... В то же время необходимо быть инженером, строителем и практиком в одном лице: знать сопромат, помнить, сколько примерно стоят материалы, представлять, во что обойдутся архитектурные решения.

Третья грань профессии – социальная компетентность: нужно находить общий язык с клиентом и одновременно отстаивать свою профессиональную позицию. Важен для архитектора и административный ресурс – так называемое умение «решать вопросы» с чиновничеством. Заполучить столь разные компетенции в одном лице – вырисовывается фигура микеланджеловского масштаба. Подобных «человечищ», по определению, очень и очень мало, да к тому же общество не нацелено на их пестование.

Приходится расщеплять пучок компетенций на составляющие и затем собирать. Требуется жесткая, десятилетиями обкатанная контрактная рамка, чтобы избежать взаимного перекладывания ответственности между архитектором, проектировщиком, строительным подрядчиком, сметчиком и прочими участниками процесса.

Скучная альтернатива

Пока приходится выбирать между двумя вариантами. Либо приглашать творца, способного создать нечто одухотворенное. Правда, лучше всего ему это удается на уровне эскиза; как доходит до инженерного проектирования, до стройки, все «ползет», как лысая подошва на мокрой глине: бюджеты, сроки, комплектации. Замысел упрощается, выхолащивается, параллельно кратно возрастают затраты времени и средств. Если заказчик терпелив, как сфинкс, если готов вдвое больше платить и вдвое дольше ждать, у него есть шанс в конце концов получить интересный объект – предмет гордости. Но в бизнес-план с таким подходом не впишешься.

Другой путь – обратиться к «заведующему» крепкой архитектурной мастерской. Тут более-менее грамотно спроектируют, осметят, но, увы, результат на выходе будет среднего качества. «Неуд» за эстетику, в лучшем случае – «уд». Таким образом, перед заказчиком скучная альтернатива: эстетика или рентабельность – художественно значимые нереализуемые картинки или реализуемые внеэстетичные строения.

Грани ответственности

А как же личная ответственность архитектора? Если оставить за скобками взаимоотношения маэстро с самим собой, то ответственность трехсторонняя: 1) перед конкретным частным заказчиком; 2) перед государством в лице его административно-разрешительных органов; 3) перед современниками и потомками, или, по-другому, перед временем.

Ответственность перед клиентом прописана в контракте – но это теоретически: фактически клиент не может всерьез наказать нерадивого архитектора даже в случае критичных отклонений. Сколь бы жестко ни были прописаны санкции, применять их к тонкокожему творцу, тем более менять его – себе дороже. Поди найди замену, дай время на раскачку, да и новый, может оказаться не лучше прежнего. Благоразумнее ладить с тем, кто есть.

Архитекторы – тоже не пай-мальчики: все-то их недооценивают, все-то недоплачивают... Заказчик, если это частное лицо, – обыкновенное дело, митрофанушка, которому почему-то сыплется манна небесная. Чувство недооцененности толкает благородную натуру добрать свое на агентских отчислениях, закладывая в проект решения, материалы, мебель не под проект, а под «откат». (Это не распространяется на работу с девелоперами – у них есть службы, способные оптимизировать бюджет.) Эта часть заработка может превышать то, что архитектору положено по контракту. Что ему тогда писаные санкции?!

Единственное, что сейчас не позволяет творцам преступать черту, – это забота о добром имени. Пусть со скрипом, но репутационные механизмы работают. Маститые архитектурные тузы краснеют и бледнеют, как первоклассники у доски, когда профессиональная общественность смотрит их проекты. К тому же сарафанное радио разносит информацию о проштрафившихся архитекторах среди девелоперов, и круг заказчиков сужается (вернее, расширяется в географическом плане за счет хуже информированных предпринимателей из провинции).

Наиболее интересный вопрос – отношения архитектора с обществом, как современным, так и грядущим. Так и хочется назвать это ответственностью перед вечностью, сдерживает лишь то, что временной горизонт архитектуры съежился – нынче строят не на века. Архитектуру закрутила карусель моды. Так же, как в одежде и аксессуарах, срок жизни архитектурных «изделий» сократился, моральная амортизация убыстрилась. Одежда рассчитана на полсезона, а возводимые постройки – на полпоколения. И теория под это уже подведена: негоже, мол, лишать потомков свободы эстетического самовыражения. Такая вот забота о наследниках – по отношению к ним плохая, никчемная архитектура парадоксальным образом начинает казаться гуманной. Ее, как пятиэтажку, легко приговорить к сносу, высвобождая пространство для последующих девелоперских экзерсисов. Поиграл в песочнице – убери за собой. Дай другим поиграть.

И ведь в какой-то момент действительно начинаешь утешать себя мыслью, что пройдет десяток-другой лет – и начнется работа над ошибками. Но нет! За время существования «наглядных пособий» по тому, как не нужно строить, их эстетика осядет в головах. Произойдет архитектурное заражение – не только местности, но и менталитета. В эволюционном процессе последующая ступень не может зачеркнуть предыдущую, она ей генетически наследует. Люди впитывают, запечатлевают окружающее, прикипают к нему душой. Они становятся эстетическими мутантами. А экономика знай диктует: быстрее, плотнее, выше, дальше...

На государство уповать бессмысленно – у него нет компетенций в области вкуса. Экономисты анализировали, что происходит, когда власть активно рулит искусством. Вопрос ставился следующим образом: где искусство и архитектура качественнее, лучше – при тоталитаризме или при демократии? Выяснилось, что тоталитарное устройство приводит как к провалам, так и к взлетам (последнее – если повезло на диктатора со вкусом). Демократии же тяготеют к однородности, компромиссу и соглашательству: ориентация на вкус большинства означает усреднение – архитектура получается под стать блокбастерной макдоналдсовской культуре. Государству вообще не следовало бы соваться в творческие вопросы – таков вердикт экономистов. Его задача – стимулировать создание правил и общественных институтов, которые сделают это лучше и тоньше него.

Пока же правила игры не продуманы, институты, которые отслеживали бы их соблюдение, не созданы или слабы. Подобные вещи – как английский газон: требуются усилия не одного поколения, чтобы довести его до кондиции.

Имеем что заслуживаем

По гамбургскому счету общество имеет такие дома, какие заслуживает. Взять хотя бы окраинные новостройки. Их назначение – обеспечить людей жильем, но ведь эти кварталы могли бы быть более интересными при не бог весть каком увеличении себестоимости. По расчетам, существенное приращение эстетики обходится в 3–4% прироста затрат. Не так много, чтобы из экономических резонов жертвовать красотой!

Можно, конечно, утешать себя мыслью, что эстетическая убогость кварталов-новостроек – не только российская проблема. 30–40 годами ранее Европа решала ту же проблему – форсированного возведения доступного жилья – и действовала столь же решительно и необдуманно. Но постсоветская Россия могла ведь воспользоваться преимуществом догоняющего – учесть ошибки предшественников и избирательно перенять опыт. Не помешало бы сделать и поправку на то, сколь быстро и некрасиво старятся современные здания (это отмечает архитектуровед Григорий Ревзин).

Но нет, чужой опыт не анализируется – скорее он копируется, как модный тренд. Архитектура подобно многим другим отраслям довольствуется инструментарием донельзя коммерциализированной культуры: она взяла на вооружение систему звездных исполнителей, при которой несколько карьерных иерархов задают тон и собирают сливки заказов. И мир смотрит им в рот, принимая на веру малоубедительные политизированные концепции.

Нередко ответственным за все архитектурные безобразия пытаются сделать бизнес-структуры – ведь это они реализуют проект по своему усмотрению и стремятся заработать на нем по максимуму. А архитектор, как тапер, играет, как умеет...

Однако не стоит упускать из виду, что девелопер тоже играет по правилам – рыночным и административным. Можно выдвигать к нему претензии в категориях вкуса, но, чтобы требовать профессиональной ответственности, сначала необходимо установить правила. Если те не додуманы, не простроены, изобилуют лазейками, то с кого спрос?

Конфликт интересов

У бизнес-агента больше прав, чем у архитектора, как у стороны рискующей и своим именем, и своими деньгами. Девелопер – тот же продюсер. В архитектуре действует такая же логика, как, например, в звукозаписи. Певец спел, но другим предстоит еще много чего сделать, чтобы превратить запись в продукт. И либо певец делегирует права звукозаписывающей студии, получая взамен некую сумму денег, либо он жертвует гарантированным заработком, зато оставляет за собой право вето и свободу давать или не давать сооружению свое имя. Так же и в архитектуре.

Девелопер кровно заинтересован в том, чтобы создаваемые ценности были ликвидны. Он изучает спрос, знает, какого типа планировки и метражи востребованы. Архитекторы не имеют сопоставимых маркетингово-аналитических ресурсов. К тому же они могут находиться в плену собственных эстетических пристрастий. Например, навязывать представления о комфорте, почерпнутые у Корбюзье с его жильем-машиной.

Вообще, я не склонен взваливать ответственность ни на одну из сторон. Бремя должны делить и архитектор, и девелопер, и гражданское общество.

Роль последнего – регламентировать законодательным путем право на эфир. Необходим своего рода Киотский протокол, вводящий рыночную квоту на выбросы в эстетическую атмосферу. Мы вплотную приблизились к максимально допустимому уровню нагрузки: уши, носы, глаза, все входные отверстия работают на пределе пропускной способности. Мы на пороге осознания ценности права выбора: что слушать, что нюхать, на что смотреть. В полной мере это относится и к архитектуре.

Готово ли общество к экологической программе незагрязнения эстетической среды? Многое зависит от договороспособности людей. Один человек родился и вырос в московском дворике 40–50-х гг. прошлого века, прикипел к нему душой. Любые претензии застройщиков на эту территорию равнозначны для него преступлению против человечества и детства. Но у нового поколения иные визуальные ценности – его не вдохновляют подворотни Окуджавы с их мусорками и закоулками. Это серьезный, честный конфликт интересов. Общество хотело бы, но не умеет его решать иначе чем рыночным способом. А рынок действует денежным голосованием. Ты «за дворики» – изволь оплатить милое твоему сердцу жилье по такому тарифу, чтобы реставрировать и содержать его было столь же выгодно, что и возвести новостройку. У тебя нет возможности подкрепить свой выбор деньгами? Будь готов к тому, что инакомыслящим плевать на сантименты.

Ныне доминирует финансовая логика. Это запускает в культуре ухудшающий отбор – когда коммерческие масс-продукты вытесняют творческие, потому что те неконкурентоспособны в производстве и сбыте. Противоядие одно – отстроить адекватное рыночное взвешивание красоты, эстетики, человекосоразмерности среды обитания. Только так можно вернуть голую арифметику квадратных метров в человеческое русло.

Хочется верить, что народившаяся в России элита, для которой нижние (материальные) этажи пирамиды ценностей Маслоу – пройденный этап, создаст лучшие правила и предъявит обществу образцы для подражания. Эти люди могут позволить себе не халтурить, не мельтешить, могут, если иначе не получается, потратить на архитектуру втрое больше денег и времени. Зато не придется стыдиться перед внуками.