Передача власти: Перестройка генетики
Решение Владимира Путина стать председателем партии «Единая Россия» и одновременное заявление Дмитрия Медведева о том, что глава государства должен у нас все же оставаться надпартийной фигурой, активизировали дискуссию о новой конфигурации власти. Кому-то уже видится в «Единой России» во главе с Путиным призрак КПСС и возвращения партократии. Кто-то полагает, что это решение – всего лишь дополнительный инструмент контроля и чистки элиты для властного тандема.
Как тут дело сложится, еще надо посмотреть. Но ясно другое: и та степень партизации политической системы, которая в ближайшее время будет достигнута, и сами формы этого процесса будут иметь ключевое значение в ответе на вопрос, стала ли российская элита «новой» или она до сих пор генетически и организационно наследует советской номенклатурной системе.
Наследие состоит в том, что после смерти Сталина и особенно за пару десятилетий так называемого брежневского застоя советская правящая элита последовательно избавилась от трех ключевых механизмов, обеспечивавших до того ее единство.
В первую очередь был ликвидирован такой механизм фоpмиpования, функционирования и обновления номенклатурной элиты, как политические репрессии. Второй ключевой момент эволюции советской элиты был связан со снижением идеологической составляющей в системе управления, с деградацией коммунистической идеологии и ее мобилизационного потенциала и для элиты, и для общества в целом. Наконец, третий момент заключался в том, что коммунистическая партия постепенно утратила ту роль в обеспечении единства и функциональной эффективности элиты, которая ей изначально принадлежала. До какого-то момента ВКП(б) – КПСС являлась генератором лояльности и дееспособности элиты, поскольку выполняла функцию производителя благ для своих относительно немногочисленных членов. Однако рост численности партии постепенно привел к тому, что партия в целом утрачивала элитный статус и тождественность правящему классу советского общества.
Утрата этих трех стержней в функционировании элиты потребовала формирования новых механизмов дееспособности. И главными такими механизмами стали усиление групповых общностей (клановых, отраслевых, регионально-земляческих, национальных и т. д.), а также оформление рынка административных ресурсов, обеспечивающего коммуникацию и взаимодействие внутри правящего класса в целом и между группировками в частности.
В 1990-е гг. ничего существенно нового в принципах функционирования элиты не произошло. Административный рынок предельно плотно слился с «диким капитализмом» и начал работать преимущественно в режиме «пункта обмена» власти на собственность. Уровень дееспособности элиты стал еще больше зависеть от коррупционных смазывающих материалов. Роль групповых, клановых механизмов интеграции интересов представителей элиты стала преобладающей.
Необходимость противодействия этой ситуации во многом привела Владимира Путина на пост президента. И после его прихода именно противостояние «региональной вольнице» и «олигархическому капитализму» стало главным в дальнейшей эволюции и политической системы, и принципов функционирования элиты.
Свой статус снизили и (или) утратили именно те группы, которые формировали основу конструкции 90-х гг., – региональные элиты, олигархические бизнес-группы и медиакратия. Статусный рост сообщества силовиков имел непосредственное отношение к некоторому возрождению репрессивных механизмов консолидации, обеспечения единства и дееспособности элиты. Изменениями в законодательстве установлены правовые возможности ускоренной ротации элит и точечных репрессий (типичный пример – реформа выборности губернаторов). Однако на практике они функционируют преимущественно в режиме «угрозы применения».
Одновременно произошло укрепление и консолидация федеральной бюрократической элиты, что было обеспечено общей логикой перехода к политическому моноцентризму – объединению вокруг доминирующего и популярного политического лидера в лице Путина. Вновь стали востребованы и механизмы идеологической консолидации элиты – будь то идеологемы укрепления единства государства, социальной ответственности бизнеса или укрепления позиций России в мире.
Партийные механизмы консолидации элиты также усиливались, хотя партийно-политическая система все же выполняла дополнительную роль по отношению к иным организационным механизмам элитной консолидации, оставаясь ключевой лишь в одной области – электоральной.
Перспективы дальнейшей трансформации правящего класса зависят от того, как скажется на этом процессе председательство Владимира Путина в партии и приход на пост президента России Дмитрия Медведева, обладающего максимально подчеркнутой политической культурой юриста и еще более выраженным, чем у Путина, менеджерским стилем управления.
Ключевые вопросы-индикаторы при этом таковы. Станет ли в действительности «Единая Россия» выполнять функции важнейшего канала рекрутирования и ротации элиты, или по-прежнему основную роль будут играть клановые и корпоративные механизмы? На какой идеологической основе будет поддерживаться единство правящего класса после перехода к системе властного тандема? В какой степени дееспособность элиты, во многом основанная сегодня на механизмах административного рынка, будет перестраиваться под более прозрачные и современные стандарты эффективной бюрократии? Будут ли обновление принципов функционирования элиты и борьба с коррупцией преимущественно опираться на репрессивные механизмы и сообщество силовиков или же, например, на формирование новых правовых технологий и принципов, укрепление независимости судебной системы и резкий статусный рост в элите когорты судей и юристов?
Отвечая на эти вопросы в ближайшие годы, мы узнаем, удастся ли российскому правящему классу поправить генетику, или не судьба.