Вкус молока

Считается, что «Звук тишины» – пара к объездившему всю Европу и получившему год назад «Золотую маску» хиту Нового рижского театра – «Долгой жизни». Не продолжение, а начало: та же коммуналка, но еще не наполненная рухлядью и стариковским кряхтением. Пространство только-только обживается, герои молоды и невинны, а время романтично: «Звук тишины» – ностальгические этюды о 1960-х, озвученные песнями Саймона и Гарфанкеля.

Перечислять детали (вроде ярких плащей или высоченных шиньонов) и описывать отдельные эпизоды заманчиво, но почти бесполезно: непонятно, что выбрать. На три с половиной часа действия нет ни одной проходной сцены, из каждой хочется сделать открытку. Но ворох комичных и нежных этюдов накрепко зашнурован метафорами, пропущенными через весь спектакль, – и вот эти смысловые линии назвать необходимо.

Музыка: ее то в одиночку, то коллективно, соорудив антенны из всего, что найдется под рукой, ловят среди шумов и помех мирового эфира, а потом хранят в стеклянных банках, чтобы в нужный момент поделиться с соседом. Так, почти буквально, разлит здесь «воздух свободы».

Время: Алвис Херманис рассказывает о последней коллективной иллюзии, четко отгораживая ее от реальности – «Звук тишины» расположен на границе памяти и грез; это, конечно, идеальные 60-е, эпоха-метафора, утопия в самом точном смысле. Заповедное время-пространство, проникать в которое нужно украдкой, как в чужую квартиру, куда забираются в начале спектакля две смешливые подружки, как будто сбежавшие из Blow Up Антониони, откуда Херманис берет не только эпизод для цитирования, но и одну из смысловых опор всего спектакля. «Звук тишины» тоже работает по принципу фотоувеличения, только зерном на пленке здесь служат знаки времени: проявляя их, можно попытаться разглядеть невидимое – утопию, то, чего нет.

Молоко: такая же волшебная субстанция, как музыка. Молоко заменяет вино и наркотик, молоко течет по трубам отопления, откуда его, просверлив дырку, добывают беременные. И если в первой части «Звук тишины» похож на карнавал, то во второй скорее на мистерию.

Комизм ничуть не мешает назвать происходящее на сцене таинством: брака и секса, зачатия и рождения. Вот самый веселый и восхитительный фокус «Звука тишины»: Алвис Херманис, родившийся в 1965-м, рассказывает внутриутробную историю своего поколения, слушавшего Саймона и Гарфанкеля в материнских животах. В конце, правда, оказывается, что и от большой дозы Саймона с Гарфанкелем можно помереть, но это не страшно: «до нас» и «после нас» – части одного мистериального пространства. Может, поэтому бессловесный комический мирок «Звука тишины» вдруг отзывается в памяти гулкими строчками Виталия Кальпиди: «И звезды шумят, как небесные травы, / и вброд переходят свое молоко / кормящие матери слева – направо, / и детям за ними плывется легко». Правда, легко.