Виктор Садовничий: «МГУ – не полигон для рыночных экспериментов», - Виктор Садовничий, ректор МГУ им. М. В. Ломоносова, президент Российского союза ректоров

– Например, мы заключили соглашение с АФК «Система» и сделали для нее факультет: Высшая школа инноваций и бизнеса. Для «Русала» – два: Московская школа экономики и Высшая школа государственного администрирования. Кстати, Союз ректоров России, который я возглавляю, подписал соглашение о сотрудничестве с ведущими объединениями работодателей страны: РСПП, ТПП, «Деловая Россия», «Опора», Союз машиностроителей. Это позволит нам лучше учитывать потребности бизнеса.

Кабинет ректора МГУ на девятом этаже главного здания университета – настоящий храм науки в понимании сталинских архитекторов: просторный зал с многометровыми потолками и огромными окнами, мебель 1950-х гг. Впрочем, несмотря на музейный антураж, наука эта, как следует из нашей беседы с Виктором Садовничим, уже совсем не советская, как и управление университетом. Чтобы расширить учебные площади, ректор несколько лет назад подписал инвестиционный контракт с «Интеко» и турецкими строителями на застройку университетских земель дорогим жильем, а заодно и новыми корпусами МГУ. А в начале апреля зарегистрировал университетский эндаумент (фонд целевого назначения), в который рассчитывает привлечь не меньше $100 млн. Об этих проектах, а также о своих взглядах на российское высшее образование Садовничий рассказал в интервью «Ведомостям».

– Правда ли, что все дипломы юридического факультета МГУ начиная с 1992 г. могут быть признаны недействительными?

– Думаю, ажиотаж вокруг этой темы возник именно из-за упоминания юрфака, хотя с таким же успехом эту коллизию можно было применить ко многим факультетам МГУ. В 1993 г. некоторые факультеты МГУ согласно одному из законов стали юридическими лицами. Они были наделены узким правом хозяйственной деятельности – покупкой оборудования, мела, досок и т. д. В противном случае деканам пришлось бы каждую такую покупку согласовывать в ректорате и деятельность университета была бы парализована. Кроме того, факультетам, если бы они не были юрлицами, не открывали бы расчетные счета в банках.

Но все факультеты при этом – структурные подразделения университета. Приказы о приеме и выпуске всех студентов, о приеме на работу профессоров, университетские дипломы подписывает ректор МГУ. Факультеты не обладают никакой собственностью, у них нет собственной финансовой отчетности – финансовый баланс у университета единый. За ними даже право распоряжаться зданиями не закреплено: университет лишь предоставил их факультетам для осуществления научно-образовательного процесса. В общем, университет –это единый комплекс.

Однако в 2002 г. налоговая инспекция решила, что, раз некоторые факультеты являются отдельными юрлицами, они должны иметь отдельные лицензии на предоставление образовательных услуг. Возник судебный спор между юридическим факультетом и налоговой инспекцией, который налоговая инспекция проиграла во всех инстанциях. Решение суда по этому поводу вступило в законную силу. Так что шумиха на этот счет совершенно необоснованна.

– То есть каких-то последствий для обладателей дипломов МГУ эта история не имеет?

– Конечно, не имеет. Ассоциация юристов уже заявила, что деятельность факультетов на правах юрлиц не противоречит Гражданскому кодексу (ГК). Автором ГК, кстати, является бывший декан юрфака Евгений Алексеевич Суханов.

– Ассоциация юристов совместно с ведущими университетами недавно предложила навести порядок на рынке юридического образования – дескать, в стране перепроизводство плохо обученных юристов. Каким образом, на ваш взгляд, нужно решать эту проблему?

– Действительно, в стране сейчас получают образование более 700 000 будущих юристов. Такая ситуация недопустима. Я думаю, следствием дискуссии на эту тему будет ужесточение лицензий для подготовки юристов, как и экономистов с менеджерами. В России ведь сейчас свыше 3200 вузов, и большая часть их готовит юристов и экономистов. Качество подготовки в таких масштабах обеспечить невозможно, да и преподавателей не хватает. Есть признанные школы: Санкт-Петербургский университет, МГУ, неплохая школа в Саратове и Казани. Но они явно не исчисляются сотнями.

– Похожая ситуация в России наблюдалась с банками: в начале 1990-х их насчитывалось более 3000, но после нескольких кризисов стало втрое меньше. Очевидно, и с многочисленными вузами должно произойти нечто в том же роде?

– Главная идея, которую уже высказал министр образования, – студенты не должны пострадать. Они поступили в лицензированный вуз (пусть даже негосударственный) в установленном законом порядке – и должны либо доучиться в нем, либо получить образование не худшего качества в другом вузе, куда их переведут в случае каких-то крайних сценариев. Но их права не будут ущемлены. Я думаю, речь идет скорее о будущем: количество вузов, которые имеют право готовить юристов и экономистов, начнет сжиматься, и количество бюджетных мест на этих факультетах сократится. Но это процесс, который займет не год и не два. Это не дефолт.

Рособрнадзор уже отозвал несколько десятков лицензий. Ряд вузов сами закрываются или закрывают свои филиалы (у некоторых их число доходит до 200). Студентов переводят в другие вузы или филиалы.

– С другой стороны, такое количество юридических и экономических вузов свидетельствует о большом спросе на профессии, которым они учат.

– Недавно я был в Сеуле и задавал там вопрос о том, как в Корее готовят адвокатов. Так вот, там потребность страны в адвокатах определяет государство и раз в год проводит открытый экзамен. На 50 мест в последний раз претендовало несколько тысяч желающих. Отбор очень жесткий. То есть спрос тоже высокий. Но возможность его удовлетворить дают только самым лучшим. Похожая система в Японии, других странах. У нас пока по-другому: 700 000 человек пожелали быть юристами – а большинство из них платят деньги за обучение – и получили такую возможность. При этом они и сами не знают, нужны ли в России юристы в таком количестве. Тут уж государство и общество должны определять.

– Чем-то это похоже на советскую систему распределения после вузов, когда государство давало четкий заказ – где ему нужны специалисты тех или иных профессий и в каком количестве. Вы бы хотели, чтобы эта система сейчас возродилась?

– В каком-то смысле это уже частично произошло. Существует понятие госзаказа для бюджетных мест. Ну, например, власти Тверской области направляют заявку в местный университет на подготовку, условно говоря, 100 учителей, оплачивают их обучение – и взамен берут с этих студентов обязательство проработать по специальности определенное количество лет в определенном месте. Отличие от советской системы в том, что тогда был Госплан, который планировал все – сколько нужно учителей, врачей и т. п. – и доводил эти цифры до министерств, а те – до вузов. Сейчас возврата к такой схеме быть не может – отношения в экономике рыночные. Но всякий рынок должен быть регулируемым. В нашем случае элемент регулирования – это госзаказ и стимулирование подготовки специалистов определенных профессий.

Этой задаче могут служить и так называемые корпоративные университеты. У нас в МГУ их пять. Бизнес определяет свою потребность в специалистах, оплачивает ее исполнение, а мы под эту потребность создаем высшую школу на правах факультета.

– Какие же корпорации их содержат?

– Высшая школа бизнеса МГУ тоже входит в число корпоративных факультетов?

– Нет, исторически она сформировалась как обычный факультет МГУ. Хотя и существует при значительной поддержке [Олега] Дерипаски, он и строительство здания для нее финансировал. Эта школа имеет высокий рейтинг, на уровне Лондонской.

– На корпоративный факультет может поступать любой желающий или там какой-то особый конкурс?

– Обучение там, разумеется, контрактное, без бюджетных мест. В принципе, ограничений для абитуриентов нет. Но на первых порах компании-учредители сами искали претендентов по всей стране.

– Каково сейчас соотношение между бюджетными и платными местами в МГУ?

– Две трети – бюджетные места, треть – платные. Мы принципиально не хотим нарушать этот баланс, потому что у Московского университета своя историческая миссия, образовательная и научная. МГУ – символ высшего образования в России, в каком-то смысле надежда каждой российской семьи на доступное высшее образование. И мы хотим быть доступными для любого талантливого гражданина страны. Я считаю, что МГУ – это не полигон для рыночных экспериментов.

– А вот в Высшей школе экономики, наоборот, платных мест две трети. Зато и преподаватели, работающие на полную ставку, меньше 30 000 руб. не получают, а у ряда профессоров заработки доходят до $10 000 в месяц. Как в МГУ сейчас обстоят дела с зарплатами?

– У нас средняя зарплата профессора уже более 30 000 руб. У доцентов в среднем выходит от 20 000 до 25 000 руб. Любой штатный сотрудник МГУ сейчас получает три оклада [по Единой тарифной сетке], существуют различные надбавки.

– Каков сейчас бюджет МГУ?

– 15 млрд руб., из них 6 млрд руб. – бюджетные средства, а 9 млрд руб. – внебюджетные. Кроме того, еще мы можем рассчитывать на привлечение примерно 10 млрд руб. от инвестиционных контрактов с «Интеко» и двумя турецкими фирмами (на застройку 22,5 га, которыми распоряжается МГУ, жилыми домами и учебными корпусами. – «Ведомости»).

– Три года назад Счетная палата высказывала претензии к этим контрактам. Аудитор Валерий Горегляд в своем отчете писал, что выделение земли под застройку не было согласовано с федеральными властями – владельцами университета. Сейчас претензии сняты?

– В значительной степени. Мы, надо сказать, тогда не вполне были согласны с выводами Счетной палаты. Дело в том, что на тот момент у нас и Академии наук было свое агентство по имуществу, уполномоченное Министерством имущественных отношений. Мы все согласовывали с этим агентством. Потом, в силу изменений законодательства, это агентство упразднили, и на полпути возникла необходимость согласовывать проект с министерством. Чем мы сейчас и занимаемся. Процесс идет, хоть и не без трудностей.

– В чем суть контракта?

– Московский университет вносит в качестве вклада свою землю, которая оценивается по рыночной стоимости. На этой земле возводится жилье, и 30% квартир в счет возмещения за землю принадлежит Московскому университету. Они продаются в установленном порядке на рынке. Вырученные деньги направляются на строительство учебных корпусов.

– Чья это была идея – инвесторов или университета?

– Университета. Таким способом мы удваиваем кампус МГУ, в этом вся изюминка.

– Будут ли у МГУ новые проекты такого рода?

– Я не вижу для этого особых возможностей – разве что где-то на периферии. И в любом случае все, что построено университетом для себя, поступает в собственность Российской Федерации. Вся земля университета федеральная, а мы только пользователи.

– То есть зарплаты преподавателям за счет подобных контрактов с инвесторами повысить не удастся?

– Нет, конечно. Мы, по сути, этих денег и не видим. Они проходят целевым образом – по алгоритму инвестиционного контракта.

– Тогда за счет чего можно наращивать бюджет МГУ и заработки сотрудников дальше?

– Единственный способ – зарабатывать средства самим за счет продажи своего интеллектуального продукта. На самом деле это богатство МГУ стоит гораздо дороже, чем земля. Но законы, к сожалению, пока не позволяют распоряжаться им в полной мере. Все идеи, эксперименты, изобретения и изделия, которые создаются в МГУ, нам не принадлежат и не приносят нам средств – они либо вывозятся, либо, по сути, присваиваются какими-то посторонними людьми. Закон нам запрещает что-либо продавать. Например, создали в МГУ какое-то лекарство, а продать его как интеллектуальный продукт университет не может. Нам также запрещено создавать фирмы [для продажи интеллектуальной собственности].

– То есть, чтобы МГУ и другие российские университеты могли зарабатывать самостоятельно, надо совершенствовать законы об интеллектуальной собственности?

– Да, надо. Мы участвуем в разработке необходимого законопроекта, но дело продвигается медленно. По последней информации, министр [образования] обсуждал эту проблему с президентом.

– Будет ли МГУ создавать эндаумент?

– Мы его создали. Он зарегистрирован в начале апреля. Мы ставим задачу «накачать» его до такой суммы, чтобы процент позволял поддерживать молодых [ученых], выделять гранты, решать другие вопросы научного развития.

– Кто в нем участвует и на какой размер фонда вы рассчитываете?

– Учредителей пока не могу назвать – процедура оформления не завершена. Но там участвует крупный бизнес. Я считаю, мы можем собрать серьезный фонд, порядка $100–200 млн. Конечно, не могу сказать, как получится в итоге, посмотрим... Обратимся к нашим выпускникам, попросим поучаствовать. В этом смысле у нас есть ресурс.

– Да уж, если посмотреть на «золотую сотню» Forbes, выпускников МГУ там немало.

– Вот именно к ним мы обращаться и хотим.

– Какую позицию вы сейчас занимаете по поводу Единого государственного экзамена (ЕГЭ)? До сих пор МГУ протестовал против того, чтобы принимать абитуриентов на основании результатов ЕГЭ, и хотел сохранить свои собственные вступительные экзамены.

– 2008 год – последний год проведения эксперимента с ЕГЭ в России, со следующего года его результаты станут обязательными для вузов. Мы в этом году добились права проводить все свои вступительные испытания в установленные сроки, но закон требует, чтобы университет учитывал результат тех ЕГЭ, которые обязательны в регионе. В Москве это русский язык и математика. Поэтому поступающий к нам должен принести сертификат ЕГЭ по русскому языку на любой факультет и по математике – на те, где есть математика. Мы все результаты – и ЕГЭ, и наших экзаменов – пересчитываем в единую шкалу, и тот, кто набрал больше баллов, поступает. Кстати, если абитуриент приехал из СНГ или российского региона, где ЕГЭ не проводился, он может сдать его после вступительных экзаменов.

Со следующего же года мы хотим добиться того, чтобы у МГУ сохранились дополнительные, собственные экзамены. Какие именно – будем обсуждать.

Начнем работать в этом направлении с сентября. Очень надеюсь, что мы не будем принимать только по ЕГЭ. Плюс к этому будем развивать систему школьных олимпиад – в Российском совете ректоров такая программа сейчас разрабатывается. Победители будут иметь льготы при поступлении в университеты.

– Широко известен конфликт между деканом социологического факультета МГУ и студентами соцфака, недовольными качеством преподавания. Ряд студентов был отчислен, а многие из тех, кто остался, выражали недоверие декану. Как может быть разрешена эта проблема? Разве вы не можете уволить декана в случаях, когда ситуация этого требует?

– Не могу. По уставу МГУ декан выбирается членами ученого совета раз в пять лет. Кандидатов выдвигают кафедры. Я только подписываю результаты голосования. Это тоже признак университетской автономии. На соцфаке много мер уже принято. Всем тем студентам, при отчислении которых были допущены нарушения, я лично распорядился дать возможность восстановиться на факультете. Много работало комиссий – и внешних, и университетских. Но ситуация, к сожалению, не сильно улучшилась.

– Так, может, объявить досрочные выборы декана на социологическом факультете?

– Инициативой объявления досрочных выборов обладает ученый совет. Он же сам его выбрал, и не так давно. Посмотрим, что будет дальше, жизнь ведь разные варианты рождает.

– Правда ли, что отставка бессменного декана журфака Ясена Засурского была вызвана в числе прочего и созданием независимого факультета тележурналистики под руководством Виталия Третьякова?

– Нет, это не связанные события. Факультет тележурналистики – это просто новый корпоративный факультет, который мы создаем по заказу нескольких телекомпаний, он еще в стадии становлении. Что же касается Ясена Николаевича Засурского, то он у нас является патриархом не только применительно к руководству факультетом, но и в смысле возраста. А в МГУ есть негласное правило, что по достижении определенного возраста мы начинаем обсуждать с деканами возможности для выбора молодых. Мы это делаем очень мягко, переговоры могут продолжаться год, два, три... Таких случаев в университете десятки. В случае с журфаком имело место именно это. Ясен Николаевич сам сказал, что ему трудно совмещать управленческие и представительские функции: он же много бывает за границей, а факультет – огромное хозяйство. Мы эту ситуацию обсудили по его инициативе, я предложил ввести пост президента факультета, который он занял, и спросил, кого бы он хотел видеть на посту декана. Он назвал – я поддержал. Кандидатура от него исходила. Так что все красиво получилось, по-моему. И он доволен.

– Высокие рейтинги МГУ в мировом научном сообществе сохраняются благодаря факультетам точных и естественных наук. Что можно сделать для поднятия рейтинга гуманитарных факультетов, работа которых была сильно идеологизирована в советский период?

– В экономическо-правовом блоке сделано очень много, и мы уже, по сути, не уступаем зарубежным университетам. Создано пять новых бизнес-школ: школа Виханского, школа Некипелова, школа Макарова... Аналогичная ситуация с юридическим факультетом.

Что касается чисто гуманитарных факультетов, то ситуация тут такая. Любые рывки в науке совершаются людьми, а люди – это школы. Тем не менее, мне кажется, довольно неплохо позиционируется исторический факультет, особенно это касается искусствоведения, античной истории, медиевистики, которая вообще на самом передовом уровне сегодня. Неплохо обновляется философский факультет, который сделал упор на политологию: из того, что он предлагает, это сейчас наиболее востребовано в стране. Филологический факультет как носитель русского языка имеет хорошие перспективы. Журналистику я бы похвалил, да и психологов. В общем, почти на каждом факультете есть ядро или группа, которые неплохо позиционируются на международном уровне. Но сказать, что мы уже классики во всем, я, конечно, не могу. На это еще нужно время.