Сладкий сон

Эта повесть – ранний ФМ, в ней уже есть многие его фирменные черты (вроде знаменитых многофигурных скандалов) и обещания фантасмагорий, пучин роковых страстей и бесовского круженья из более поздних текстов. Но это еще и отменно скроенный анекдот про то, как губернская львица Марья Александровна Москалева затеяла выдать дочку Зину за князя-рамоли, да просчиталась.

Режиссер Темур Чхеидзе не соблазнился модным трендом «ставить всего автора», вчитать в «Дядюшкин сон» «Карамазовых» и «Бесов». Хотя сценография Эмиля Капелюша что-то такое имела в виду: пустое темное пространство рассекают легкие занавески, наклонный помост с кривоватыми ступеньками – шаткая опора, все зыбится, персонажи возникают из колыхания белой пелены и в ней же исчезают. Но в глубине. А на авансцене – вполне реалистические стол, самовар и прочие атрибуты мещанского житья-бытья города Мордасова. Режиссерски спектакль сделан по лекалам добротного психологического театра.

Единственное «фантазийное» предприятие – романс, которым Зина обольщает ветхого, но сластолюбивого князя К. Есть такие трудные места в прославленных пьесах: Саломея или Нора у Ибсена танцуют, бесприданница Лариса поет и т. д., повергая окружающих в восторг и экстаз, – и как это делать? Ведь в восторг должен прийти и зал. Романс Зины из этой серии. Капелюш уставил москалевский дом старинными музыкальными аппаратами и часами, они периодически потусторонне звякают и бьют (композитор Александр Кнайфель). И вот очень юная и очень красивая Полина Толстун под этот перезвон мелодекламирует кусочек из пушкинской «Сказки о медведихе» – получается странно-впечатляюще.

Полиной Чхеидзе откровенно любуется – здесь, кажется, самое лирическое его проявление. Вообще же режиссер в актерах не столько, как велел Немирович-Данченко, умирает, сколько засыпает. Алиса Фрейндлих в освоении огромного массива роли Москалевой явно была предоставлена самой себе – и, будем надеяться, по мере жизни спектакля величайшая мастерица кружевных деталей его освоит полностью. Пока многие сцены грешат однообразием красок и приемов. В свою настоящую силу Фрейндлих играет две: уговаривая дочь участвовать в интриге, она воспламеняется каким-то искусительным адским пламенем, и по ней чуть ли не бегают его синие языки. А когда все рухнуло, Москалева выходит постаревшей, потухшей, помертвелой – актриса в очередной раз являет свое феноменальное умение полностью преображаться внутри одной роли.

Олег Басилашвили верен установившейся театральной традиции очеловечивать князя, у Достоевского все-таки вполне карикатурного старикашки с «куриным сердцем». После блестящих дивертисментов на тему полуразвалившегося, но молодящегося бонвивана, заставивших вспомнить лучшие создания актера в гротескном регистре (вроде Джингля в «Пиквикском клубе»), раздаются ноты тоски по непоправимо неудавшейся жизни, пробуждающие в памяти, в свою очередь, «Дядю Ваню». Отрадно, что в тщательно обдуманной и отделанной работе совсем не чувствуется проскальзывавшей у Басилашвили в последние годы некоторой усталости от профессии.