Pro Europa: Суд, власть и границы

В России часто говорят, что для функционирования государства нужна судебная система. Европейская же практика показывает, что авторитет и роль судебной власти не определяется ее местом в «государственном строительстве». Подтверждение тому – практика функционирования Суда Европейского союза.

Уникальность Суда ЕС (не путать с Европейским судом по правам человека при Совете Европы) в том, что он создан как институт межгосударственного объединения, но действует как полноценный верховный судебный орган и, по сути, сам определяет границы своих полномочий. Основанный в 1952 г., суд вышел на политическую авансцену в 1963–1964 гг., когда в прецедентных решениях по делам Van Gend en Loos (1963) и Costa v. ENEL (1964) указал соответственно на прямое действие общеевропейского законодательства во всех странах ЕС и его приоритет над национальным. Впоследствии он выносил важнейшие решения о равенстве прав граждан стран-членов независимо от места их проживания; о единых стандартах качества; добивался единообразного применения трудового законодательства в странах ЕС. Уже в 1974 г. Financial Times с сожалением признала, что суд превратился из «охранителя европейских договоров» в «самостоятельный, причем неконтролируемый источник права».

Самая масштабная попытка ограничить всевластие суда была предпринята в 1992 г., когда конституционный суд ФРГ вынес свое знаменитое решение по «маастрихтскому делу» (Brunner et al v. The European Union Treaty), в котором фактически предостерег Суд ЕС от определения границ собственных полномочий. Но и в этом случае следствием стало не ограничение возможностей суда, а изменение германской конституции, которая ныне требует конституционного большинства при одобрении в бундестаге новых общеевропейских договоров.

Почему же Суду ЕС удалось занять центральное место в европейской правовой системе (заметим: если в 60-е гг. Комиссия европейских сообществ (КЕС) и национальные суды внесли на рассмотрение Суда ЕС 102 дела, то в 90-е – более 3000)? Во-первых, он независим от правительств стран – членов ЕС, а его решения структурируют всю европейскую правовую систему. Во-вторых, уже не только граждане или корпорации, но и власти отдельных стран осознали, что могут использовать суд для защиты своих интересов. В-третьих, хотя 27 судей назначаются на шестилетние сроки, каждый из них защищен от нажима национальных властей или КЕС, так как решения принимаются только единогласно. И власти смирились: если в 70-е гг. треть дел об имплементации общеевропейских норм, начинавших слушаться в национальных судах, доходила до Суда ЕС, то в 2000-е гг. таких было менее 6%. Суд стал важнейшим институтом государственности на территории, где пока нет единого государства. Это доказывает: справедливость может порождать государственность. Обратное, увы, не очевидно.