Блюда могли бы быть другими

Удивительно: у нас страна реальных социальных проблем. При этом нет социального кино. Может, потому, что все кино делается москвичами и питерцами. Во Франции же приветствуют социальное кино со всего мира: в него (наверное, не в ущерб себе) вкладывают деньги французские продюсеры. Уж тем более они вкладываются в таких своих, как выходец из Туниса Абделатиф Кешиш, на сей день во Франции едва ли не режиссер номер один.

Датская «Догма» с ее доведенной до предела псевдодокументальностью, от которой Ларс фон Триер со товарищи давно отказались, нашла пристанище во Франции. Недавний победитель Каннского фестиваля «Класс» Лорана Канте и «Кус-кус и барабулька» – лучшие тому примеры. Только фильм Кешиша совершеннее и интереснее. Один долгий эпизод традиционной воскресной трапезы большой арабской семьи – с бессмысленным лишь на первый взгляд трепом и резким монтажом – достоин киношкол.

Нашу аудиторию поразит уже тот факт, как бедно, скромно, но при этом достойно живут так называемые простые люди, неважно, арабы или нет, в богатой (в нашем воображении) Франции. Как, всю жизнь работая, они могут не скопить ни цента. Но как они при этом ответственны за всех своих – тут речь о главном герое, упорно не разрешающем своей жизни скатиться в трагедию. Пытающемся открыть на пенсию арабский ресторан, но столкнувшемся с французской бюрократией.

Перед московской премьерой «Ведомости» побеседовали с режиссером в Париже.

– Хотели ли вы привлечь внимание к проблемам национальных меньшинств?

– Я живу во Франции с шести лет, когда родители переехали сюда из Туниса. И считаю себя французом. Может, поэтому уверен, что главная проблема во Франции – расслоение не по национальному, а по социальному признаку. Миграция – совсем другая материя, я ее не касаюсь, это тема не французская, а международная. Мой фильм говорит пусть об арабах, но считающих себя французами. Они живут в стране десятилетиями. Они представители того класса, который можно назвать рабочим. И отчаянно пытаются преодолеть его границы, повысить свой социальный статус, стать представителями класса среднего. Я хотел показать, насколько это трудно.

– Слышал упреки европейских критиков, будто вы отстраняетесь от тем собственно эмиграции и арабских меньшинств, чтобы считаться номенклатурой именно французского, а не арабского кино.

– А я и есть французский режиссер. Точнее, прежде всего я художник. А то, какие у меня корни, дело второе. Я не хочу быть художником с этикеткой, мне неприятно, когда меня считают режиссером, делающим фильмы о людях из этакого гетто.

– И все-таки в фильме есть момент, когда друзья главного героя, музыканты, решают бесплатно сыграть на открытии его ресторана, чтобы доказать себе и всем, что они укоренившиеся члены именно этого общества, а не какие-то там люди второго сорта.

– Фильм, подобный «Кус-кусу и барабульке», можно было бы снять и о русской семье во Франции – просто блюда были бы другими. Или о какой-нибудь французской рабочей семье. Но, разумеется, во мне одновременно живет потребность говорить о той социальной среде, которую я хорошо знаю.

– А с кем из режиссеров вы себя ассоциируете? Есть сильная социальная линия в английском кино: Кен Лоуч, Майк Ли. Многие французские режиссеры тоже верны социальной тематике.

– Да, я чувствую близость к Лоучу.

– Фильм развивается почти как комедия, но потом... Вы считаете это стечением обстоятельств или иначе не могло быть – герой и не смог бы вырваться из своих социальных обстоятельств?

– Я и впрямь считаю, что вырваться сложно. Даже если удается преодолеть материальные преграды. Ведь человек должен преодолеть еще и себя самого. Среда – та печать, которую не смоешь. Именно поэтому герою фильма так трудно найти место в жизни. Эта тема мне очень дорога – поэтому и поднимаю ее в каждом своем фильме. Это и моя личная проблема: мне тоже трудно найти место в жизни.