Эдвард Долман: «Я не говорил, что рынок перегрет», - Эдвард Долман, президент Christie’s International

Высокий, подтянутый и моложавый Эдвард Долман внешне мало соответствует расхожему представлению о человеке, который четверть века профессионально занимается искусством. Он заядлый спортсмен и считает, что занятия спортом способствовали его успехам в менеджменте. В интервью «Ведомостям» он рассказывает, как изменилась стратегия аукционного дома Christie’s в связи с продолжающимся экономическим ростом в России и Китае.

– Антикварный рынок на невероятном подъеме, у Christie’s суммарная выручка за прошлый год выросла на 25%. В чем причина такого успеха?

– Их несколько. Одна из основных – появление новых финансовых рынков и новых состояний. Владельцы этих новых состояний хотят покупать произведения искусства. Появление новых покупателей по всему миру определило нашу стратегию. У нас много новых клиентов – из России, с Украины, из Грузии, Китая, Тайваня, с Ближнего Востока. Они недавно начали коллекционировать искусство, для них очень важна проблема национального самоопределения, и они очень тесно связаны со временем, в котором живут. То есть их интересует прежде всего свое, национальное искусство и искусство современное. В России мы активно развиваем бизнес, первая наша выставка прошла здесь в 1997 г. в Кремле, два года назад мы привозили сюда «голубого» Пикассо, у нас были очень успешные проекты – выставки в Третьяковской галерее, в Доме Пашкова.

– По каким критериям вы определяете успех, ведь торги в Москве не проходят?

– Прежде всего, это знакомство с новыми клиентами, которые становятся нашими постоянными покупателями. Но я продолжу. Еще очень важный фактор успеха – возросший интерес к современному искусству и увлечение всем новым. Это оказало огромное влияние на весь наш бизнес. Нельзя сказать, что в России современному искусству отдается предпочтение, здесь как раз типичен поиск корней и предпочтение отдается русскому искусству XIX в. Но наш отдел, занимающийся современным искусством, продал в прошлом году на $1,5 млрд. Самые доходные категории здесь – это современное китайское искусство, современное американское и современное европейское искусство. На нашем аукционе недавно был поставлен рекорд [цены] на произведение ныне живущего художника – Люсьена Фрейда: $33,6 млн. Десять лет назад такую цифру невозможно было представить.

– Эту картину купил Роман Абрамович, он советовался с вами?

– Мы никогда не комментируем покупки и не даем информацию о клиентах. Еще одна растущая часть нашего бизнеса – это частные продажи, совершенные помимо аукционов. Общая сумма продаж Christie’s за прошлый год – $6,3 млрд – состоит из аукционных и внеаукционных продаж.

– Но большинство сделок происходит на аукционах. Почему в век высоких технологий торговля искусством ведется таким рутинным образом – под стук молоточка?

– Думаю, это лучше всего отражает прозрачность процесса продажи произведений и их оценки. Когда вы видите людей, которые торгуются вместе с вами, то понимаете, почему у вещи такая цена.

– А что сейчас главная проблема – найти товар или покупателя, произведение или клиента?

– Очень важно найти качественные работы, которые могли бы привлечь покупателей. Но сегодня мы тратим много времени на общение с клиентами. Мы всегда работали с коллекционерами и пытались привлекать хорошие вещи, но в последние годы ситуация кардинально изменилась, и мы все больше и больше времени тратим на новых клиентов, информируем их, ориентируем в искусстве, помогаем собирать коллекции.

– Но вот с русским искусством как быть? Его на рынке не много. Что вы можете предложить новым русским покупателям кроме современного искусства?

– Есть еще рынок старых мастеров, здесь цены тоже растут. Мы только что привозили в Петербург выставку «От Ватто до Моне», там были очень интересные предложения. Вообще, для русских характерно желание покупать все самое лучшее. Я посетил Пушкинский музей и видел, какую замечательную коллекцию Пикассо, Гогена и Матисса собрали ваши коллекционеры.

– Sotheby’s привозит в Россию выставки топ-лотов, а Christie’s делает акцент на просветительство, весной в Третьяковке вы провели выставку прерафаэлитов, был ли тут коммерческий расчет?

– Конечно, коммерческая составляющая присутствовала. Мы знаем, что европейское искусство XIX в. популярно среди наших русских клиентов, они уже покупали его на аукционах. Мы привезли работы прерафаэлитов высочайшего качества и надеялись, что они найдут новых покупателей.

– В прошлом году мировая пресса цитировала ваши слова о том, что цены растут слишком быстро, арт-рынок перегрет и это грозит его обвалом.

– Давайте уточним. Я не говорил, что рынок перегрет, я сказал: есть опасность, что он может перегреться. Что касается таких его секторов, как ювелирное искусство, мебель, старые мастера, – тут несколько лет наблюдается стабильный постепенный рост. В секторах современного искусства и азиатского искусства мы наблюдаем очень резкий подъем цен. И тут вопрос, что это: тенденция, которая будет продолжаться, или сигнал, что рынок перегрет и вот-вот рухнет. Моя точка зрения такова: качественное современное искусство сейчас получает ту цену, которую стоит, – например, превосходные работы Фрейда или Кунса. Что же касается азиатского искусства, то здесь рынок вышел на новый уровень – новые богатые люди, особенно в Китае, хотят тратить деньги на нефрит, великолепную керамику, дорогую мебель. Тут спрос рождает предложение и диктует цены.

– Есть ли какие-то механизмы, которые могут защитить рынок и коллекционеров, тянет ли экономический кризис за собой и падение цен на искусство?

– Прежде всего надо нацеливаться на произведения высочайшего качества: они никогда не падают в цене. Но в последнее время были проделаны серьезные исследования, направленные на то, чтобы выяснить, как экономическая ситуация влияет на художественный рынок. И они показали, что если подходить к покупке произведений искусства как к инвестициям, то они очень хорошо соответствуют поведению экономики. То есть они устойчивы к колебаниям экономики. Анализ наших продаж тоже показывает, что художественные ценности являются надежным вложением капитала. Конечно, как в любых инвестициях, здесь есть риски, и мы всегда очень осторожны, когда нас спрашивают о росте цен. Но мы видим, как нашим клиентам нравится сочетание того удовольствия, которое приносит им искусство – эстетическое, удовольствие познания, – с тем, что вещи, которые они покупают, являются еще и вложением денег.

– Начав покупать искусство, люди, как правило, очень быстро увлекаются, начинают в нем разбираться.

– Да, их быстро охватывает страсть, они начинают увлекаться каким-то художником, азартно ищут его картины. Но я знаю мало коллекционеров, которые, любуясь вещью, где-то в подкорке не держат ее стоимость.

– В 1998 г. владельцем Christie’s стал [основной акционер французского холдинга PPR] Франсуа Пино и сразу же провел в нем серьезную реорганизацию. Насколько активно он участвует в работе дома?

– Сейчас он не вмешивается в каждодневную рутинную работу компании. Но он с самого начала научил нас более широкому видению нашего дела. Господин Пино, как известно, сам страстный коллекционер искусства и часто дает мне советы как раз с точки зрения покупателя. И это для меня очень ценно. Он дает руководству компании все полномочия, но если бы ему не нравилось, как мы работаем, то он давно бы все поменял. Тот факт, что я столько лет сижу в своем кресле, показывает: он нами доволен.

– Вы лично знаете главных клиентов Christie’s. Что между ними общего?

– Все серьезные коллекционеры очень хорошо знают предмет своего увлечения, и мне очень интересно с ними говорить об искусстве, о том, как собирается коллекция. Я с большим интересом наблюдаю сейчас процесс создания национальных музеев на Ближнем Востоке, в котором участвуют наши клиенты. Власти Катара создают национальный музей с помощью частных коллекционеров.

– Вы работаете в компании 24 года. Не устали от искусства?

– Когда я начинал – первые 10 лет работы в Christie’s, – занимался мебелью и скульптурой, оценивал, составлял каталоги. А сейчас меня все больше и больше увлекает современное искусство. Здесь можно сделать много открытий. Я не настолько богат, чтобы покупать что-то верхнего уровня, но я внимательно слежу за происходящим. Есть сообщество современных художников Южного побережья [Великобритании], у меня там дом, я пополняю свою коллекцию их работами.

– И у вас в подкорке сидит цена?

– Нет, это только удовольствие, цены тут очень маленькие.

– Глава Sotheby’s Уильям Рупрехт, объясняя в интервью «Ведомостям» особенности стратегии аукционных домов, сравнил Sotheby’s с Porsche, а его конкурента – с Volkswagen.

– Он несколько раз это повторял, но я этим сравнением несколько озадачен. Мы искусством занимаемся, а не автомобилями. Мы выручаем больше, у нас больше рекордов...

– Но вы же сказали, что надежнее всего покупать самые дорогие вещи, «Bentley от искусства».

– Ну а Bentley принадлежит Volkswagen.