Рвали хором

Йоханнес Лейакер, художник спектакля, придумал нетривиальный ход – минут за пятнадцать до начала представления на большом экране медленно плывет длинная шеренга людей в деловых костюмах. Серые костюмы символизируют принятый порядок вещей. Когда же толпа беотийцев – артистов на сцене – будет охвачена дионисийским безумием, юбки и пиджаки полетят в сторону.

Коллективный эксгибиционизм отметит полную отмену правил и запретов. Экстаз и разврат охватят дом царя Пенфея: его мать и сестра станут предводительницами беснующихся вакханок. И ему останется только скорбно наблюдать, как рушатся государственные устои, нравственные законы и семейные связи. Пенфей погибнет, разорванный бассаридами на части. Окровавленную голову принесет Агава, в священном безумии не ведающая, что убила сына.

Кристоф Лой, эстет и сноб, культивирующий абстрактно-отвлеченную постановочную стилистику, успешно поставил в Баварской опере уже три спектакля: изысканного, выдержанного в бело-черных тонах «Саула», утонченно-чувственную «Альчину» Генделя и россиниевского «Турка в Италии». В «Бассаридах» он окончательно закрепил свои постановочные принципы: лаконизм, метафоричность и выразительность пластичного движения больших хоровых масс на пустой, раскрытой во всю глубину сцене.

Хор Мюнхенской оперы – коллектив феноменальный. Безукоризненно вымуштрованный хормейстером Андресом Масперо, он пел красивым, слитным, гулким звуком и артикулировал немецкую речь с потрясающей ясностью. Хор стал главным героем спектакля, как и полагается в античной драме. Реплики хора и огромные, развернутые хоровые эпизоды прослаивали изощренные вокальные ансамбли, взвинченные до истерики, заходящиеся в пароксизме гнева.

В чем в чем, а в выражении страстей, перехлестывающих через край, Хенце – истинный мастер. Выписанные им вокальные партии прямо-таки лопались от чрезмерности чувств. Но вопрос – насколько соответствовало заданной автором обостренной выразительности исполнение?

Особенно впечатляющей в этом смысле оказалась Габриэле Шнаут, певшая партию Агавы. Грузная фигура, голос – шатающийся, но все еще сильный – и сам масштаб личности делали ее царицей спектакля. Значительно и веско спел партию Пенфея Михаэль Волле, обладатель крупного, драматически окрашенного баритона: рельефно вылепленные черты лица, мужественный облик резко контрастировали с толпой – налицо конфликт личности и общества, закончившийся, как всегда, трагически.

Но выше всех похвал был оркестр: Марк Альбрехт – относительно молодой, но весьма одаренный дирижер, успевший поработать в ведущих немецких театрах и на Байройтском фестивале, – услышал, оценил и донес до зала красоту резких диссонансов и необычных тембров богато нюансированного оркестра Хенце так внятно и умно, что заслужил отдельный шквал аплодисментов от восхищенной публики.

Мюнхен