Не щадя пивного живота

Показанный в Авиньоне «Гамлет» Томаса Остермайера поставлен с ясным понимаем того, что больше «Гамлета» ставить невозможно

Почетный двор Папского дворца слегка сбивает прицел, ломает правильный масштаб: для этого «Гамлета» главная площадка Авиньона явно чрезмерна. Спектакль буквально втоптан в пошлую почву обыденности. Остермаейр и его постоянный соавтор-драматург Мариус фон Майенбург привычно вколачивают классический текст в жесткий современный формат: шекспировская трагедия переписана бытовым языком и поставлена в жанре корпоративного банкета.

Торопливые поминки, переходящие в свадьбу, в разгаре. Антураж явно не придворный, хоронят скорее не короля, а президента фирмы, кресло которого спешит занять заместитель. На столе – фастфуд в одноразовой посуде. Мужчины в черных деловых костюмах. Женщина в элегантном платье готова сменить вдовью вуаль и черные очки на фату невесты. Сцена застолья задернута золотым занавесом из металлической лапши; на лапшу проецируется видео. Оператор дает Гамлета крупным планом: одутловатое лицо, сальные волосы. Спектакль только начался, но принц уже нудит: «Быть или не быть?» – он пьян и, похоже, заговаривается, во всяком случае, ключевой монолог мы услышим еще раза три.

Раздвинув занавес, шестеро актеров выходят на засыпанную черной землей авансцену, к свежевырытой могиле и гробу, с которым возится лишь один могильщик – второй орошает скорбящих дождем из шланга. Трагедия с ходу схлопывается до фарса: гроб переворачивается, участники похорон то и дело падают в грязь, могильщик запутывается в шланге и разыгрывает классический комедийный номер немого кино «Политый поливальщик».

По энергетике, ритму, дыханию первые полчаса сделаны безупречно. Настолько, что продолжение кажется почти излишним. Концепция и форма даны, все сказано: дальнейшее выглядит чередой виртуозно придуманных, вдохновенных повторов.

Не исключено, что намеренных. «Гамлетом» принято поверять время, ставить диагноз: век вывихнут (который раз). Похоже, Остермайера больше занимает то, что вывих стал привычным: он ставит спектакль о пошлости Гамлетовской ситуации и Гамлетовой роли. Гамлет-неврастеник, Гамлет-сумасшедший, Гамлет-убийца, Гамлет-машина – все это сыграно на тысячу ладов, осталось признать, что Гамлет – буффон, петрушка на очередном банкете по случаю свадьбы ли, похорон – неважно: всё – театр, все – актеры (шесть человек играют у Остермайера 20 ролей). Гертруда, слушая рассказ о смерти Офелии, срывает парик, и вот она уже Офелия, а Гамлет с видеокамерой в руках услужливо выстраивает трагически-эффектный крупный план утопленницы – лицо на мерцающей черной волне полиэтилена.

Мир податлив, как студень, его можно вывернуть, как перчатку. В сцене «Мышеловка» играющий Гамлета Ларс Айдингер изображает актрису, и мы впервые видим его настоящую фигуру: куда делись отвислый зад и пивной живот? Извольте: закончив спектакль в спектакле, Айдингер снова одевается Гамлетом, натягивая накладное брюхо как бронежилет, чтобы вернуться к роли пьяного шута, который падает лицом в могильную землю, будто в торт, и фехтует с Лаэртом пластиковой вилкой.

Век – вывихнут, дальнейшее – молчанье, банкет – удался. Авиньон