Джон Липски: «Мы прошли самый трудный период», - Джон Липски, заместитель директора-распорядителя Международного валютного фонда

Если МВФ успешен, потребность в его кредитах минимальна, считает заместитель директора-распорядителя фонда Джон Липски. В условиях нынешнего кризиса фонд должен не столько раздавать деньги, сколько помогать своим членам находить недостатки в структуре финансовых рынков и разрабатывать пути их устранения

– Ряд экономистов полагают, что пик финансового кризиса уже миновал и скоро ситуация начнет постепенно выправляться. Вы согласны?

– Мы надеемся, что наиболее угрожающие проявления финансового кризиса остались за спиной, но еще рано говорить об этом определенно. Важно сохранять бдительность и начать осуществление реформ и мер, намеченных для преодоления текущих трудностей. Хотя рыночные индикаторы указывают, что мы прошли самый трудный период, риски тем не менее сохраняются и говорить о прекращении кризиса со всей определенностью слишком рано.

– Падение фондового рынка в США и резкие скачки цен на нефть могут существенно изменить эту оценку?

– Продолжающийся рост цен на энергоносители указывает на растущие трудности. Более высокие цены ложатся тяжелой ношей на экономический рост в странах – импортерах энергоресурсов. Кроме того, они создают инфляционное давление по всему миру. Рост цены нефти на протяжении последних четырех лет превышает все прогнозы экспертов. У участников финансовых рынков появился внезапный интерес и энтузиазм в отношении теории «пиковой нефти», которая предполагает, что есть долгосрочная проблема с предложением нефти. Но если побеседовать с экспертами, они не согласны, что какие-либо события за последний период делают такое мнение более правдоподобным. Поэтому трудно понять, какие именно факторы вызвали такой прыжок в ценах, и, возможно, произойдет обратное движение цен. Так или иначе мы имеем дело с большей волатильностью, чем предполагалось раньше.

Уже четвертый год подряд экспертный консенсус в отношении цены нефти оказывается ошибочным. И когда удорожание нефти только начиналось, когда она стоила еще $20–30, при каждом повышении цены нефти эксперты говорили, что это спекуляция. Теперь, когда мы пришли от $30 за баррель к $130, оглядываясь назад, мы понимаем, что это скорее фундаментальные факторы, чем спекуляции. У себя в фонде мы провели ряд исследований, пытаясь установить основные факторы роста цены. И пришли к выводу, что в целом движение цены диктовалось в основном фундаментальными силами спроса и предложения.

– До какой степени? Джордж Сорос и другие финансисты выдвигали концепцию «сырьевого пузыря», который в обозримом будущем может лопнуть. Как вы относитесь к таким взглядам?

– Это другой вопрос. Наши исследования концентрировались на том, как финансовые факторы влияли на цену энергоносителей. Мы пришли к выводу, что, пока наблюдаемое влияние носит краткосрочный характер, оно длится неделями и месяцами, но не дольше. Мы должны принимать во внимание изменение взглядов на нефть: еще не так давно ОПЕК заявляла, что долгосрочная равновесная цена нефти – $28 за баррель. Так что даже очень важные и могущественные люди меняют свое мнение, и я не называл бы это спекуляцией: причина в основном в фундаментальных факторах. Волатильность, как правило, возникает из-за изменений взглядов на фундаментальные условия.

– Остается ли шанс для США избежать рецессии?

– Ясно, что американская экономика растет намного ниже своего потенциала. Она может несколько сокращаться, может стагнировать, может очень медленно расти. Пока оценить сложно, и данные не дают ясной картины. Например, недавно мы получили новые данные о производительности труда в IV квартале 2007 г. Показатели были удивительно высокими – гораздо выше консенсуса. Если вы будете исходить из этих данных, то можете прийти к выводу, что, несмотря на падение занятости, у США может быть рост ВВП. Однако квартальные данные о производительности хорошо известны тем, что подвергаются очень значительным последующим уточнениям и поэтому не позволяют сделать определенные выводы. Занятость медленно падала на протяжении нескольких месяцев, в прошлом это было надежным признаком рецессии. Но прошлые рецессии характеризовались гораздо более быстрым падением занятости и ростом безработицы, а также падающей, а не растущей производительностью труда. Поэтому данные неясны – ясно только, что США растут намного медленнее своего потенциала.

– Когда экономика США могла бы вернуться к нормальным темпам роста?

– Возврат к росту на уровне потенциала потребует времени – вероятно, это произойдет не раньше второй половины 2009 г. Структура роста тогда будет отличаться от последних 10 лет. Мы увидим более медленный рост потребления, чем в прошлом. Произойдет «ренормализация тенденций сбережения» в США после падения сбережений до рекордно низкого уровня за последние два десятилетия. Возврат к более устойчивому уровню сбережений не будет легким. Однако такая ренормализация, скорее всего, будет происходить медленно.

– Будет ли продолжаться сокращение дефицита счета текущих операций США в долгосрочной перспективе?

– Я думаю, да. То, что происходит в США, было признано неизбежным в ходе многосторонних консультаций МВФ 2006–2007 гг. о глобальных экономических дисбалансах. Было ясно, что жилищный сектор США затормозится, бум в секторе недвижимости не мог продолжаться долго. Было ясно, что стоимость недвижимости и других активов перестанет расти значительно более быстрыми темпами, чем экономика в целом. Темпы этого замедления будут понемногу повышаться. Если бы при этом наблюдался рост внутреннего спроса за пределами США, это привело бы к сокращению дефицита счета текущих операций США. Иначе говоря, сокращение дефицита было вероятным итогом комбинации фундаментальных факторов и мер политики, которые были как правдоподобны, так и вероятны. Происходящая корректировка является более бурной и, возможно, более жесткой, чем ожидалось и чем хотелось бы, но полностью соответствует общим тенденциям, которые ожидались и которые рассматривались властями большинства стран как желательные.

– Каковы будут долгосрочные последствия кризиса для американской и европейской финансовых систем? Следует ли ожидать заметного ужесточения регулирования?

– Конечно, происходящий кризис будет иметь последствия для структуры финансовой системы. Это не обязательно означает «больше регулирования». Я вообще не вполне понимаю, что значит «больше регулирования» – больше страниц в соответствующих документах? Цель вместо этого должна состоять в «более эффективном регулировании», и имеется общее согласие относительно возможных путей достижения этой цели.

Многие утверждают, что весь процесс секьюритизации на финансовых рынках был неудачным. Я считаю, что это совершенно неверно. Введение любой инновации, пример которой секьюритизация, со временем подвергается стресс-тесту. Нынешний кризис стал испытанием для секьюритизации рисков по частным кредитам, т. е., по существу, рынка свопов «кредит – дефолт». Это, на мой взгляд, лежало в центре истории с Bear Stearns; в этом случае ФРС и минфин США осознали потенциальные угрозы и приняли меры, чтобы рынок свопов «кредит – дефолт» продолжил функционирование. До сих пор они добивались успеха.

Каждая инновация проверяется рынком. Не все они выдерживают это испытание. Есть еще несколько инноваций последних лет, которые должны провалиться. Но это не должно – и не будет – вызывать удивления.

– Например, какие?

– Например, CDO-squared – CDO, обеспеченных траншами других CDO. Я могу ошибаться, но мне трудно понять, в чем состоит оправдание такого документа. Но секьюритизация частного долга принимает разные формы, и, я думаю, во многих случаях это будет полезная и ценная инновация. Впрочем, будут изменения в доступности кредита, в требованиях к раскрытию баланса, переоценка «периметра регулирования», чтобы контролю подлежали и финансовые институты, сейчас выпадающие за рамки регулирования.

Я хотел бы отметить: одно из распространенных наблюдений состоит в том, что модель «формирование кредитов с целью распределения» провалилась. Это преподносится в качестве очевидной истины. Но в действительности все наоборот: сильнее всего пострадали именно компании, которые формировали кредиты, но не распределяли их.

– Ждет ли сценарий «жесткой посадки» какие-то из развивающихся экономик Европы? Такие мнения высказывались относительно стран Балтии.

– Фонд ранее отмечал потенциальную уязвимость ряда стран Восточной Европы, для которых характерен значительный дефицит счета текущих операций и большой приток капитала – во многом от финансовых институтов из-за рубежа. Но эта уязвимость не обязательно означает неизбежность [кризиса]. В некоторых небольших странах уже имело место резкое замедление притока капитала и роста кредитов внутри страны, так что коррекция происходит. Но однозначно говорить о воздействии на экономику этих стран пока рано. Мы надеемся, что жесткой посадки удастся избежать, хотя замедление происходит.

– Можно ли ожидать подобного эффекта в некоторых странах СНГ, например на Украине?

– Замедление не всегда так уж плохо, особенно если будет сопровождаться снижением инфляционного давления. У стран СНГ большой потенциал роста и структурных улучшений, им удастся пережить нынешний стресс. Украина в последние годы много выиграла от высокого внешнего спроса на ее продукцию, и важно понять, что это не может продолжаться до бесконечности. Произойдет выравнивание конъюнктуры рынков и некоторое замедление роста. Но мы надеемся, что коррекция пройдет успешно и не приведет к дестабилизации экономики.

– Видите ли вы сейчас какие-то удачные примеры противодействия инфляции, вызванной ростом цен на энергоносители? В ряде стран пытаются контролировать цены...

– На многих развивающихся рынках рост цен на энергоносители отражается в цене нефтепродуктов для конечного потребителя замедленно. Например, в 2006 г. примерно половина развивающихся стран полностью переносила рост цен на энергоносители на конечного потребителя, в 2007 г. таких было лишь около трети: замедление очевидно. Возможно, многие правительства полагают, что рост цен на топливо будет временным, ведь очень немногие из них согласятся, что постоянное значительное субсидирование потребления нефтепродуктов – это хорошо. В последние месяцы ряд правительств признали такой расчет на снижение цен ошибочным, поэтому перенос растущих цен на потребителей возобновился. Недавно, например, о повышении цен было объявлено в Индии.

– Таким образом может иметь место новый всплеск глобальной инфляции, поскольку правительства начинают повышать цены на топливо?

– Да, мы наблюдаем это. Цены на топливо идут вверх, даже если не полностью отражают рост цен на нефть. И это особенно важно для развивающихся рынков – у них потребление продовольствия и энергоносителей составляет гораздо больший процент ВВП, чем у развитых экономик.

– Зерно еще более политически чувствительный продукт, правительства пытаются регулировать цены на него. Какой вариант борьбы с продовольственной инфляцией является лучшим?

– Важно понять, что изменение в структуре цен в пользу энергоносителей, сырья и продовольствия, скорее всего, будет отчасти долговременным. Разумеется, может произойти отход от нынешнего уровня цен, но едва ли мы вернемся к уровням цен начала десятилетия. Надо стремиться к тому, чтобы эти изменения цен не привели к значительному повышению общего уровня инфляции. Но во многих странах политика государства была источником инфляционного давления в продовольственном секторе либо недостаточно эффективно способствовала росту предложения продовольствия. Будучи модератором секции санкт-петербургского форума по продовольствию, где участвовали представители Всемирного банка (ВБ), международных компаний и правительств крупных стран-сельхозпроизводителей, я обратил внимание, насколько они все были оптимистичны относительно перспектив роста предложения продовольствия. Компании надеются на рост производительности и новых технологий, чиновники – на улучшение торговой политики, ВБ – на улучшение инфраструктуры и других факторов, влияющих на предложение.

Если же говорить о действиях правительств в ответ на рост цен, мы советуем сосредоточиться на мерах по защите бедных без создания дисбалансов на рынке продовольствия.

– Считаете ли вы биотопливо важным фактором продовольственной инфляции?

– Не все так просто. Как мы отметили в последнем глобальном экономическом прогнозе, производство биотоплива напрямую воздействует на рынки ряда сельхозкультур, например кукурузы. Конечно, это влияет и на другие культуры – например, в силу того, что посевные площади под них могут сокращаться по мере наращивания производства кукурузы. Но наибольший рост цен в последние месяцы наблюдался на рис, который для производства биотоплива не используется. Так что в целом этот вопрос более сложен, чем кажется на первый взгляд.

– Если политическая ситуация в развивающихся странах начнет резко ухудшаться вследствие удорожания продовольствия, какие экстренные меры могут быть приняты на глобальном уровне?

– Чрезвычайный план уже существует – поддержать Всемирную продовольственную программу (ВПП) ООН, организующую экстренное обеспечение продовольствием. В краткосрочной перспективе расширение финансирования ВПП ООН и ее возможностей помогать нуждающимся не приведет к увеличению предложения продовольствия и при прочих равных приведет к дополнительному повышению цены. Вместе с тем поддержка ВПП оправданна по гуманитарным соображениям. В долгосрочном плане ответом будет увеличение производства. Недавно я был на встрече с руководителями международных банков развития: каждый из них имеет программы по увеличению инвестиций в сельскохозяйственную инфраструктуру. В последние годы ситуация на продовольственном рынке была относительно благоприятной и стабильной, что привело к снижению интереса со стороны многосторонних институтов, фокус их внимания был отвлечен от сельхозсектора. Теперь он вновь в центре внимания.

– Может ли нынешний кризис ускорить отмену сельскохозяйственных субсидий в развитых странах?

– Мы надеемся на это: сельскохозяйственные субсидии, в особенности в отношении экспорта, вызвали искажение мирового рынка продовольствия и негативно отразились на производстве продуктов питания в странах с низкими и средними доходами. Соглашение в рамках Дохийского раунда переговоров в рамках ВТО о сельскохозяйственных субсидиях могло бы способствовать росту производства в этих странах, было бы стыдно упустить такую возможность.

– Как вы оцениваете политику российского правительства в нынешних условиях? Насколько серьезной является угроза инфляции? Недавно МВФ говорил о перегреве российской экономики, призывая к укреплению рубля. Является ли ситуация угрожающей?

– Россия не была серьезно затронута финансовым кризисом, на нее сильнее влияют растущие цены на энергоносители и продовольствие. У России, как производителя энергоносителей, металлов и сельхозтоваров, блестящее будущее, так что повышение цен придало ей динамики. До сих пор российские власти были очень успешны в накоплении значительной части энергетических доходов. Это предотвращает серьезную разбалансировку экономики. Власти сделали это в условиях, когда очень просто потерять дисциплину и пойти на значительное увеличение расходов. Этот успех не должен восприниматься как сам собой разумеющийся. Он требовал балансирования конкурирующих запросов на ограниченные ресурсы.

В отношении российской ситуации определение «угрожающая» чрезмерное. Конечно, ускорилась инфляция, эту проблему надо решать. У России в последние годы очень заметно улучшились условия торговли. Увеличение стоимости предметов ее экспорта по отношению к импорту было поразительным. Неизбежно это должно было привести к давлению, направленному на укрепление реального обменного курса рубля. И это вызов для властей – найти правильный вектор, который позволит сохранить баланс экономики, уверенность потребителей и рост.

– МВФ и ОЭСР работают над кодексом поведения для суверенных фондов. Как продвигается эта работа?

– Мы глубоко вовлечены в эту работу вместе со странами-членами и руководством суверенных фондов. Параллельно ОЭСР разрабатывает, если можно так выразиться, правила доступа для суверенных фондов на рынки стран – реципиентов инвестиций. Недавно мы провели встречу международной рабочей группы суверенных фондов. Наша роль состоит в том, чтобы облегчать диалог между ними, вопрос будет решен самими фондами. Работая с ними, мы разрабатываем Общепринятые принципы политики и практики (ОППП) и видим, что это будет очень полезно и для самих суверенных фондов. Некоторые из них очень велики и хорошо организованы. Некоторые можно назвать в числе самых совершенных и опытных институциональных инвесторов в мире. Другие фонды относительно молоды и только начинают развиваться. Консультации полезны с точки зрения обмена экспертизой, можно отметить искренний интерес со стороны новых фондов. Разумеется, есть некоторая напряженность: когда заходит речь о кодексе поведения, некоторые фонды опасаются, что кто-то намерен говорить им, что делать. Но об этом речь не идет. Мы помогаем фондам в разработке руководства, и они заинтересованы в создании такого документа, поскольку он полезен сам по себе и гарантирует их доступ к рынку на справедливых условиях.

– Когда вы планируете завершить консультации?

– Надеемся что-то подготовить к октябрю. Пока сложно сказать, получится ли это. Начали мы хорошо, у нас очень широкое представительство суверенных фондов, есть план работы.

– Может ли соглашение фонда Абу-Даби и инвестиционной корпорации Сингапура с минфином США послужить образцом для других суверенных фондов?

– Я не знаю, можно ли говорить о модели. В своем соглашении они выразили поддержку нашей работе, ведь фонд Абу-Даби – председатель международной рабочей группы. Я думаю, что наши ОППП будут более детальными, чем заявление, которое вы упомянули.

– В чем вы видите основную миссию МВФ в ходе этого кризиса?

– Наши задачи не сводятся к сокращению глобальных дисбалансов. Наша цель – обеспечить устойчивость роста и восстановить экономическую и финансовую стабильность. Этот процесс будет включать в себя сокращение дисбалансов. Восстановление динамичного роста с низкой инфляцией неизбежно будет связано со снижением глобальных дисбалансов.

У нас есть ряд задач. Они отличаются от тех, с которыми мы сталкивались 10 лет назад, когда кризис потребовал значительного финансирования со стороны МВФ. Финансовые рынки переключились с традиционных кредитов на секьюритизированные кредиты. Мексиканский кризис 1994 г. был, на мой взгляд, первым кризисом доверия в эру секьюритизированных финансов. Он показал, что старые механизмы предотвращения и разрешения кризисов уже не работают. Но выводы из него не были сделаны. Затем пришли события 1997–1998 гг. – по-прежнему без существенной реакции! Фонд вмешался в эти чрезвычайные ситуации в силу необходимости.

С тех пор многое изменилось. Большие займы правительств сменились взрывным ростом международного кредитования частного сектора. Это не изменило принципиальные задачи фонда – единственной глобальной организации, призванной способствовать финансовой и экономической стабильности. Но изменились методы и приоритеты.

Некоторые утверждают, что если фонд не дает больших кредитов, то он и не нужен. На мой взгляд, это в чем-то перевернутая логика. Если фонд успешен, он вообще не должен давать кредитов – в них не будет потребности. Если мы успешно обеспечиваем стабильные условия, в нашем финансировании не будет нужды. Мы помогаем идентифицировать риски на глобальных финансовых рынках. Фонд обладает глубокой экспертизой в работе финансовых рынков и подготовил, может быть, лучший анализ происходящего кризиса. МВФ – один из основных членов рабочей группы форума по финансовой стабильности, которая разрабатывает комплекс ответных мер в связи с кризисом последнего периода.

Джон Липски о действиях российских властей

«Россия не была серьезно затронута финансовым кризисом, на нее сильнее влияют растущие цены на энергоносители и продовольствие. Перед Россией как производителем энергоносителей, металлов и сельхозтоваров стоит блестящее будущее, так что повышение цен придало ей динамики. До сих пор российские власти (на фото бывший и нынешний президенты России Владимир Путин и Дмитрий Медведев) были очень успешны в накоплении значительной части энергетических доходов. Это предотвращает серьезную разбалансировку экономики. Власти сделали это в условиях, когда очень просто потерять дисциплину и пойти на значительное увеличение расходов. Этот успех не должен восприниматься как сам собой разумеющийся. Он требовал балансирования конкурирующих запросов на ограниченные ресурсы. В отношении российской ситуации определение «угрожающая» – чрезмерное. Конечно, ускорилась инфляция, эту проблему надо решать. Россия в последние годы пережила очень заметное улучшение условий торговли. Увеличение стоимости предметов ее экспорта по отношению к импорту было поразительным. Неизбежно это должно было привести к давлению, направленному на укрепление реального обменного курса рубля. И это вызов для властей – найти правильный вектор, который позволит сохранить баланс экономики, уверенность потребителей и рост».