Читинский пленник

Чита – город с населением 500 000, застроенный пятиэтажками, среди которых кое-где торчат панельные новостройки. В центре находится Ингодинская тюрьма, сложенная из серого кирпича. Наш водитель Андрей объяснил, что раньше в Чите была одна достопримечательность – церковь декабристов, но после того, как сюда из Краснокаменска привезли Михаила Ходорковского и Платона Лебедева, всем приезжим сначала показывают тюрьму, а потом уже церковь.

В зале суда было нестерпимо душно. Мест не хватило, некоторым пришлось стоять. Ходорковского привезли в суд из карцера – 18 августа он получил еще два взыскания. Облаченный в черную мантию судья Игорь Фалилеев разрешил телеоператорам снять первые пять минут заседания. Ходорковский улыбался журналистам. Тут и. о. читинского прокурора по надзору за исправительными учреждениями Алексей Федоров преподнес всем сюрприз, предложив не принимать два последних «административных нарушения» во внимание. Сидевшая в зале мать Ходорковского просияла, а адвокаты переглянулись.

«Я обращаюсь с ходатайством об условно-досрочном освобождении (УДО. – «Ведомости»), потому что считаю, что положительное решение вопроса будет справедливым и законным», – начал свою речь Ходорковский. Он уверен, что принесет обществу и своей семье гораздо больше пользы на свободе.

Но тюремное начальство Ходорковского думает иначе.

«В пятницу ко мне в камеру зашел начальник тюрьмы. Очевидно, что не по своей воле, – продолжал Ходорковский. – И в понедельник я узнал, что мне предъявлены претензии – ложные и смешные. Во-первых, я будто бы отказался сообщить начальнику сизо, сколько человек в моей камере. Я – ему! Сообщаю: два. Во-вторых, будто бы крышка бачка для питьевой воды грязная. А специальную питьевую воду здесь в тюрьме ни разу не давали».

Когда Ходорковский начал рассказывать про карцер, судья потребовал выключить камеры. Ходорковский улыбнулся.

«Вернусь к главному. Я по-прежнему убежден, что приговор по моему делу был несправедливый, – заявил он. – Пользуясь своим конституционным правом, я его оспариваю законными средствами. Реализация этого права не может являться законным основанием для отказа в УДО».

По словам Ходорковского, он очень переживает за людей, «безвинно страдающих в связи с его преследованием», но не может «каяться в преступлениях, которых не было». В том числе и из-за опасения за судьбу «многих других людей, ставших заложниками ситуации». После освобождения экс-глава ЮКОСа не намерен возвращаться в нефтегазовый бизнес и добиваться пересмотра решений, связанных с ЮКОСом. «Я намерен посвятить себя гуманитарным проектам и семье», – сказал он и кивнул матери.

Потом слово взяли адвокаты, которые попытались убедить суд в том, что для исправления Ходорковский не нуждается в полном отбывании наказания.

Выслушав адвокатов, судья зачитал тюремные характеристики Ходорковского. Все три (из московского и читинского сизо и из краснокаменской колонии) заканчивались одинаково: в содеянном не раскаивается, не встал на путь исправления, нуждается в полном отбывании наказания.

После обеденного перерыва выступила мать Ходорковского: «Мне 74 года, а отцу Ходорковского – 75, мы хотели бы увидеть сына свободным при жизни». После этих слов Ходорковский опустил голову.

Судья, стараясь не смотреть Марине Ходорковской в глаза, напомнил, что за ее сыном числились дисциплинарные нарушения.

Не считая двух последних, у Ходорковского было шесть взысканий, три отменены судом, два погашены в связи с истечением срока давности, уточнил адвокат Вадим Клювгант. Оставшееся взыскание от 17 октября 2007 г. наложено за то, что Ходорковский, возвращаясь с прогулки, отказался заложить руки за спину. Об этом в объяснительной записке тюремному начальству сообщил бывший сокамерник Ходорковского Игорь Гнездилов. Вчера Гнездилов заявил в суде, что сделал это под нажимом начальника сизо (Владимира Клюкина. – «Ведомости»), тот пригрозил, что иначе Гнездилов сам не получит УДО. Судья обещал посмотреть материалы видеонаблюдения из сизо, чтобы проверить показания сокамерника Ходорковского, и перенес рассмотрение ходатайства об УДО на пятницу.

После заседания Гнездилов сказал «Ведомостям», что пришел в суд добровольно: «Я Ходорковского прозвал узником совести. От тюрьмы да от сумы никто не застрахован. Главное – остаться в ней человеком. Михаил Борисович остался».