Миропорядок: Россия развязала всем руки


Признав Абхазию и Южную Осетию, кроме всего прочего Россия, на мой взгляд, кардинально изменила два важнейших фактора современного мироустройства.

Первый – президент Дмитрий Медведев проявил личную незаурядную политическую волю, которой именно от него многие на Западе совсем не ожидали, тем более в вопросах международных отношений и мировой безопасности. Он не стал дергаться, тянуть время, а повел себя весьма решительно, логично и последовательно, исходя из реалий той ситуации, в которой он оказался. Западу теперь придется радикально пересмотреть свое отношение как с самому Дмитрию Медведеву, так и к тому факту, что Москва способна проявлять беспрецедентную политическую волю, да еще вопреки колоссальному давлению, которое оказывалось на нее со стороны США и Европы. Конечно, легче от этого пересмотра ни Москве, ни Западу не станет. Но факт наличия этой воли в Москве, как и способность российского президента брать ответственность на себя, стали отныне реалиями мировой политики, которые всем придется принимать в расчет.

Второй, еще более важный, на мой взгляд, фактор заключается в том, что Россия решительно выбила последний костыль из-под останков ялтинской системы международных отношений и открыла дорогу тому, к чему США и Запад стремились последние годы, – прямому пересмотру фундаментальных основ всего современного миропорядка. Признав Абхазию и Южную Осетию, Россия отказалась от принципиальной роли главного защитника незыблемости системы международных отношений, которая сложилась после Второй мировой войны, была лишь модернизирована в начале 1990-х после распада СССР и продолжала (в основном в результате поддержки Москвы) функционировать до сих пор. Есть даже некоторая логика в том, что Дмитрий Медведев – первый российский президент, сформировавшийся как политик уже после холодной войны, – вбил последний гвоздь в гроб этой самой системы, которая уже давно утратила эффективность и адекватность, но все чаще приводила мировое сообщество в тупик.

Запад со своей стороны уже давно прямо или косвенно призывал радикально пересмотреть все фундаментальные основы нынешнего миропорядка и приступить к созданию новой системы международных отношений, более адекватной реалиям современного мира. Главным, даже единственным серьезным препятствием для такого пересмотра все эти годы была именно Россия – ядерная сверхдержава. Она одна из числа больших и влиятельных стран последовательно призывала мировое сообщество строго придерживаться сложившегося международного права, признавать приоритет структуры международных отношений, во главе которой стоит ООН с Советом Безопасности, без одобрения которого любые шаги на мировой арене еще вчера объявлялись Россией нелегитимными.

Россия признала то, чего США и ЕС добивались от нее с момента провозглашения независимости Косова, – право на изменение извне границ суверенных государств, отказ от приоритета принципа территориальной целостности, отказ от идеи суверенности независимых государств в эпоху глобализации, законность и неизбежность складывания новой политической географии. Более того, Россия сейчас подала всем далеко превосходящий Косово по своей радикальности пример решения международного – да еще и территориального – вопроса без какого-либо использования традиционных механизмов, существующих на сегодня, – от международных судов до Совета Безопасности ООН. Когда на Западе пройдет эмоциональный этап реакции на решение Москвы, там многие вздохнут с облегчением, ибо поймут, что Дмитрий Медведев развязал им руки и, по сути, сделал решающий шаг в сторону складывания нового миропорядка. Это, безусловно, предоставляет всем – и России, и Западу – новые возможности в мире. Главное тут заключается в том, чтобы, увлекшись внешнеполитической тактикой, желанием наказать друг друга, не пропустить эти редкие в истории стратегические возможности переделать мир в свою пользу.

В любом случае, как это ни парадоксально, с точки зрения понимания фундаментальных основ современного мира и видения международной политики Россия стала ближе к Западу, чем была еще накануне. Вопрос только в том, сколько времени тем и другим нужно, чтобы это понять.