Игорь Шувалов: «Мы подготовимся к рывку за 4 года», - Игорь Шувалов, первый заместитель председателя правительства России

Игорь Шувалов, первый заместитель председателя правительства России
С.Портер

1993

старший юрист, а позднее директор адвокатского бюро «АЛМ-консалтинг»

1997

начальник департамента госреестра федеральной собственности ГКИ

1998

председатель РФФИ

2000

руководитель аппарата правительства РФ

2003

замруководителя администрации президента

2008

первый заместитель председателя правительства

Работа вице-премьером в правительстве Владимира Путина, с точки зрения Игоря Шувалова, – это «колоссальный драйв». «Мы так прытко взялись за дело не потому, что мы такие клевые, а потому, что премьер перед нами жесткие задачи поставил», – по-простому поясняет он. В интервью «Ведомостям» Шувалов рассказал о переломе, на котором находится российская экономика, и как правительство готовится к рывку.

– Вы заявляли, что Россия при формировании экономической модели не должна никому подражать, а должна дать себе свободу при принятии решений. Что вы имели в виду?

– Я исходил из задач, поставленных Владимиром Путиным 8 февраля на расширенном заседании Госсовета. Говоря о российской экономике, которая бы задавала стандарты для подражания другими странами, в первую очередь имею в виду институты. Надо понимать, что наши молодые, еще не сформировавшиеся институты – то же здравоохранение, образование – легче трансформировать, чем в западных странах. У нас есть возможность легко оторваться от устоявшейся системы отношений и создавать новое. Главное – понимать, чем страна обладает и куда она идет. Это приоритет работы государственной машины. Наш главный ресурс – человеческий потенциал плюс природные ресурсы. Человек может совместить свой интеллект с тем, что дала природа. У России есть возможности создавать высокоинтеллектуальный продукт, совмещенный с богатствами земли – нефтью, газом, золотом, в общем, чем угодно. В мире эта интеллектуально-сырьевая комбинация будет очень востребована.

– Можете привести пример?

– Альтернативная энергетика или средства производства. Тот же металл должен производиться самым эффективным способом, при более дешевой электрической энергии и при оптимальной системе затрат. Совершенно точно у нас есть возможность развивать ядерную энергетику. Нам сейчас нужно конвертировать свои возможности – производимый продукт довести до высокотехнологичного порядка, до личного потребления гражданина. Здесь у нас большая брешь. Вот для этого надо создавать новые институты.

– Какие?

– Мы сейчас думаем над этим. Первый шаг сделали: «Роснанотех», Банк развития, Российская венчурная компания и т. д. Смотрим, как проекты пойдут. Оценим результаты и, если возникнет необходимость, будем создавать дополнительные площадки для получения нового продукта.

– Получается, что новые институты – это госкорпорации?

– Совсем нет. Эти институты могут быть созданы в любой форме собственности, например акционерные общества с государственным участием и др. Абсолютных ответов на все вызовы, которые будут возникать завтра, нет. Мы скорее должны овладеть методом. Это как по Марксу. Инструментарий должен меняться. Главное – завтра быть готовым делать все по-другому. Основным правилом нашей жизни должно стать – завтра иначе, чем сегодня. Это очень тяжело, потому что завтра также хочется стабильности, тем более если сегодня хорошо. Поэтому мы все должны быть открыты новому. Я встречаюсь со многими людьми – и с молодыми, и постарше: мне кажется, что все они ждут от властей импульсов к новому и готовы эти импульсы принимать. Большая часть инициативных людей готова ментально меняться. Для правительства это вызов, мы тоже должны меняться.

– Похоже, особая экономическая модель уже начала воплощаться в жизнь.

– Верно. Вся правительственная команда на нее работает.

– Вам не кажется, что сейчас реализация особой экономической модели загоняет страну в изоляцию?

– Официально заявляю: у нас нет никаких изоляционистских настроений. Сейчас в мире есть некий кризис, он даже не столько экономический, сколько ценностный. Создается ощущение, что этот кризис вводит нас в очень тяжелую полосу. Кризис может сработать по-разному: либо разбить в пух и прах, либо повернуть ситуацию на пользу. И наша задача – устоять. Мы чувствуем, как нас начинают прессовать, нас хотят заставить следовать ценностям других. И мы сейчас всем говорим: мы не против ваших ценностей, но будем создавать и отстаивать свои. Мы принимаем ваши ценности, но делать будем все по-своему. Этот ключевой момент происходит прямо сейчас. Например, наша позиция по Южной Осетии высокоморальна, мы никого не обманываем, поэтому мы правы. Из кризиса мы выйдем с новым качеством, если будем стоять на своем. У наших лидеров – у Дмитрия Медведева и Владимира Путина – есть понимание, как добиться этого нового качества.

У нас нет никаких имперских устремлений, пусть этого никто не боится. Мы хотим только одного: чтобы мы были защищены в пределах нашей границы и вместе со своими партнерами имели возможность спокойно развиваться. У нас есть своя траектория, по которой мы много лет последовательно движемся.

– Очертите эту траекторию.

– Очень просто. В начале 2000-х президенту Владимиру Путину надо было разобраться, что происходит в стране, и навести порядок. Через несколько лет общественно-экономические отношения начали отстраиваться. Мы вошли в полосу накопления денег. Перед страной открылись новые возможности. Помню, что мы в 2003 г. поняли, что способны выходить на новые рубежи, а в 2008 г. уже очевидно, что надо готовиться к рывку. Посмотрите, именно так все происходит. Через финансовые ресурсы и корпорации должен начать появляться новый продукт. Как только этот продукт появится, наступит следующий этап. В следующие четыре года – до 2012 г. – при условии отсутствия катаклизмов наступит самый главный момент: будет накапливаться качество, мы подготовимся к рывку. Несмотря на имеющиеся проблемы с бюрократией, коррупцией, главное – завершить эти процессы за ближайшие четыре года. Именно сейчас происходит формирование базы совершенно другой жизни. Это очень важный момент.

– И мы можем остаться наедине со своей высокой моральностью.

– Еще раз повторю: у нас во внутренней политике никаких тенденций к изоляции нет и не было. Более того, к таким тенденциям мы относимся с большим сожалением. Считаем, что это глупо и неоправданно. В целом пострадают и глобальное развитие, и глобальная экономика. Не зря мы на «восьмерке» зафиксировали нашу позицию: безопасность связана со взаимной зависимостью. Евросоюз все говорил, что для его безопасности нужно иметь несколько источников поставок энергоносителей. Мы же настояли, что только тогда можно чувствовать себя в безопасности, когда мы в равной степени друг от друга зависимы. Взаимная зависимость страхует всех от неверных шагов. Надо все время останавливать друг друга от неверных шагов.

– Вот они нас и останавливают...

– В глобальной системе нельзя останавливать партнера в тот момент, когда тот готов вырваться вперед. Система должна тебя поддерживать, когда ты падаешь, а не останавливать, когда ты идешь вперед. Россия много сделала, и, с другой стороны, России повезло. Разве мы установили высокие цены на энергоносители? Разве мы создали ситуацию, когда сырьевые рынки и ноу-хау стали играть такую роль? Так все сложилось в целом в мировой экономике. И в этой совокупности меняется роль России. И теперь нашу мощь хотят остановить. Ответ в том, что на Западе просто не понимают, как Россия будет этой мощью пользоваться. И боятся этого. Например, почему-то говорят, что мы прекратим поставки нефти и газа. Мне даже странно это слышать. У нас, наоборот, жесткая установка: чтобы каждая капля, каждый кубометр дошли до потребителя. Никто кран закручивать не собирается. Главный наш тезис – позитив. Мы не меняем правил экономического поведения. Это прозрачная и монолитная позиция.

– Переговоры по вступлению России в ВТО практически приостановлены.

– Чтобы оказаться в ВТО, мы сделали все, разве только не станцевали. На какие только компромиссы не соглашались: так нет – все мало. Когда Владимир Путин стал председателем правительства, он сказал, что надо нашим партнерам по переговорам продемонстрировать готовность России завершить переговоры. Члены правительства – Алексей Кудрин, Эльвира Набиуллина, Алексей Гордеев, Сергей Лавров – ударили по всем фронтам. Мы действовали по согласованному плану: пошли на изменение части 4 ГК, изменили закон о техрегулировании, мы даже были готовы к тому, чтобы поменять некоторые санитарные правила. Геннадий Онищенко по этому поводу встречался с зарубежными коллегами. Даже Гордеев был готов пойти на компромиссы. О деталях говорить не буду, потому что это переговорные позиции. И что мы получили взамен? Вся наша активность тонула в переговорной пустоте со стороны наших международных партнеров. Нам говорили: подождите две недели, еще две недели, еще две недели. По всем направлениям мы предоставили возможность заключить с нами соглашения, но по многим позициям до сих пор даже не получили ответа. Все хотят решать только свои вопросы, а не задачу совместного партнерства. Европейцы нам говорят: снизьте экспортные пошлины на круглый лес. И сразу все становится ясно: с нами даже не хотят договариваться. Когда мы это поняли, то подготовили доклад председателю правительства, в котором говорится: зачем нам на себя накладывать какие-то ограничения из-за вступления в ВТО, если в ВТО нас пока никто принимать не собирается? Мы говорили нашим промышленникам и сельхозпроизводителям: потерпите; объясняли, что мы взяли на себя ограничивающие их деятельность обязательства, потому что вот-вот нас примут в ВТО. Это стало превращаться в чистый воды обман. Поэтому и было принято такое решение.

– О каких соглашениях вы говорите? Только в одном постановлении правительства зафиксированы ограничения, которые Россия принимает в обмен на ВТО, – это постановление, в котором говорится о ввозе по сниженным пошлинам на нашу территорию мяса.

– Мы иногда брали на себя обязательства не юридически обязывающими документами, а разного рода письмами и протоколами, имея в виду юридическую силу таких отношений после вступления в ВТО. В них часто речь шла о пошлинных и квотных позициях. Особенно это касается Евросоюза. Из такого числа, например, пошлины на круглый лес, когда в 2004 г. мы обещали держать их на определенном уровне. Каждый раз, когда Россия что-то предпринимала, нам сразу напоминали: этого делать нельзя, это нарушение договоренностей. А сейчас мы думаем так: зачем нам себя ограничивать какими-то правилами, если они себя сами ограничивать не хотят? Мы хотим жить на паритетных началах.

– Какие еще ограничения мы на себя добровольно наложили?

– Промышленную сборку на территории России не стали развивать, потому что этого очень не хотел Евросоюз. Знаете, какие у нас были предложения по промсборке? Ого-го-го! От Дальнего Востока до Калининграда нам предлагали строить новые предприятия по промышленному производству машин и тяжелого оборудования с увеличивающейся локализацией. Из-за ВТО все эти переговоры отложили.

– Если история с ВТО будет опять тянуться, будете реанимировать эти переговоры?

– Почему бы и нет? Для России это очень важный элемент. Мы сейчас несем определенные ограничения по экономическому поведению, но нам стало от этого тесно. Мы готовим себя к новому качеству. Нам нужны новые технологии.

– Зафиксируйте российскую позицию по ВТО на сегодняшний день.

– Подчеркиваю: вступление в ВТО является одним из главнейших приоритетов нашей экономической политики. Мы очень хотим оказаться в этой организации как можно быстрее. И мы оцениваем ситуацию таким образом, что партнеры не дают нам завершить переговоры и оформить процедуру вступления. Многие российские предприниматели выросли. Они подошли к черте, им нужно новое качество. А это значит, что им нужны проекты не только в России, но и за рубежом. Значит, нам нужны цивилизованные правила поведения в случае вступления в ВТО. Я считаю, это неправильный контекст: дескать, нас не пустят в ВТО по политическим причинам. Считаю, нельзя смешивать ВТО и политику. Однако сейчас это выглядит так, что наши партнеры не готовы предоставить равные правила игры для российского бизнеса.

– Алексей Кудрин сказал, что страна стоит перед выбором: или снижать налоги, или спасать Пенсионный фонд от дефицита. У вас иная позиция?

– Мы с Алексеем Леонидовичем придерживаемся одной модели, но по некоторым параметрам мы продолжаем дискутировать. Я исхожу из тезиса, что большие пенсии для всех – иллюзия. Тогда мы придем к варианту отдельных стран Западной Европы, когда пенсионные расходы съели расходы на развитие.

– Получается, что вы против позиции Кудрина, который говорит, что пенсия должна составлять 30% заработка работающего человека?

– Мы с Алексеем Леонидовичем в одной команде. Мы не можем быть друг против друга. Но, как у членов правительства, у нас бывают свои взгляды на разные темы. Пенсия должна поддерживать достойный уровень жизни и не порождать бедность. У нас в стране есть очень богатые люди, и платить им пенсию, составляющую 30% их заработка, разорительно для государства. Если задаться этой целью, то придется сворачивать реализацию других важных вещей, например здравоохранение, образовательные программы, строительство дорог и т. д. Я считаю правильными предложения коллег о страховании определенного уровня заработка. С этой части и берется пенсионный сбор. С остального вообще ничего не берется, чтобы люди сами выделяли средства на добровольные пенсионные накопления. Логика такая: пенсионный минимум человек получает от государства, остальное – ответственность гражданина.

– И долго еще в правительстве собираются спорить по поводу пенсионных моделей?

– Все решения мы примем до конца года. А с января 2010 г. выбранная пенсионная модель должна заработать. Сроки установлены председателем правительства.

– Независимые директора появились в 11 компаниях со 100%-ным участием капитала. Когда будете менять остальных?

– Будем это делать без нервных потрясений. Но обязательно сделаем. Таковы указания президента.

– Менять будете только в компаниях со 100%-ным госучастием или с меньшими пакетами тоже? «Газпром», «Роснефть» и «Аэрофлот» затронет ротация?

– Замена директоров коснется большого количества предприятий. Сейчас мы ведем подготовительную работу с компаниями, где нет 100%-ного пакета.

– Вы оценивали эффект от истории с «Мечелом»? Правительственная порка компании обрушила фондовый рынок. Вы не могли решить эту проблему другим, более спокойным методом?

– Вопрос решен? Решен. Быстро и эффективно. Все стали охать: второй ЮКОС. Какой ЮКОС? Две недели прошло – «Мечел» заключил долгосрочное соглашение, и им был предъявлен штраф. Все. Конец истории важен. Компания нормально работает, акции торгуются, законодательство соблюдается.

– Вот и получается – ручное управление экономикой, никакой системы.

– Системно работает ФАС. Она говорит: призываю вас сделать то-то, призываю вас сделать то-то. И что? Ноль реакции. А тут раз – и все решили. Все, к кому мы ранее обращались, начинают менять правила поведения на рынке. Это в отношении «Мечела» получилось ручное управление, а в отношении других компаний – очень даже системная мера. На рынке серьезно рассматривают вопрос о заключении долгосрочных сделок.

– Новая тема появилась. В России формируется экономика долгосрочного контракта. Вам это Советский Союз не напоминает?

– Не напоминает. Одно дело – вы одежду производите. Другое – когда речь идет о капиталоемких производствах, когда необходимо вложить десятки миллиардов для того, чтобы извлекать нефть и газ. Таким отраслям невозможно существовать без понимания того, как будет строиться инвестиционный цикл. Если он очень короткий и номенклатурный, то и инвестиции будут соответствующие. Есть отрасли, где необходимо создать подушку, при которой учитываются взаимные интересы при колебании цены либо на конечный товар, либо на сырье. Поэтому длинный контракт в данном случае – это правильно. Долгосрочный контракт должен быть только в тех отраслях, где надо очень много вкладывать и где очень высокая волатильность по цене на сырье. Например, удобрения, уголь, металлы.

– Вы стали заместителем премьер-министра в комиссии по контролю за осуществлением иностранных инвестиций. Как будет работать эта комиссия, которую уже сейчас называют ограничителем?

– Комиссия будет не ограничивать, а разрешать. Одно дело – когда инвестор бегает по кабинетам и рассовывает пакеты, договаривается, подмигивает и проводит большое количество зависимых и независимых консультаций. Другое – когда в законе прописан механизм подачи заявки и она рассматривается абсолютно открыто. Это система – большой шаг вперед. Инвестор должен быть готов к этой открытости.

– Вы по убеждениям кто – либерал или консерватор?

– Это ярлыки. Я считаю, что экономические свободы должны быть максимальными: налоговое бремя – минимальным, а поведение экономических субъектов – свободным. Но все это должно существовать вместе с жесткой ответственностью за неисполнение законодательства. Любой свободе отвечает определенная мера ответственности.

– А что с собственностью?

– Титул собственника должен быть надежно защищен правовой системой. При этом надо понимать, что нигде в мире собственность не имеет абсолютной защиты. Собственность может быть изъята по правовым и законным основаниям, если таковые есть. Но эти основания должны быть четкими и минимальными.*

Штрихи к портрету

«У меня много друзей, и все очень разные. От самых простых – с ними я познакомился в молодости – до людей, обладающих большим состоянием и властными полномочиями, – говорит Шувалов, карьера которого началась в адвокатском бюро влиятельного лоббиста Александра Мамута. – И всех своих друзей я слушаю. Бывало даже, что я приводил друга к своему руководству и говорил: «Это мой друг, его позиция такая-то, он нас критикует, давайте его выслушаем». Но я часто принимаю во внимание позиции людей, которые не являются моими друзьями, а просто пришли ко мне со своим мнением». «Мне не важно, где отдыхать: сплавляться на плоту по горной реке или загорать на пляже. Я просто хочу все свое свободное время быть со своими близкими», – рассказывает первый вице-премьер. Он женат, у него трое детей – сын и две дочери. Семью чиновник называет своим самым большим увлечением. Кроме того, у Шувалова есть «страсть строить»: «Я всю жизнь что-то строю и ремонтирую: дачу, дом, квартиру. Мне нравится строить и когда вокруг меня что-то строят. Поэтому, когда мы формировали проект «доступное жилье», я его чувствовал».