Лиам – албанский ужас

В боевике «Заложница» Люк Бессон и Пьер Морель пугают американцев Парижем и жестоким Лиамом Нисоном

Основное действие фильма «Заложница» укладывается примерно в сутки. И состоят эти сутки из непрерывного хождения по трупам. Бывший сотрудник спецслужб грустный Брайан (Лиам Нисон) жил себе тихо в Лос-Анджелесе, пока его 17-летнюю дочь не похитили в Париже албанские торговцы проститутками. Причем похитили как раз в тот момент, когда Брайан говорил с ней по телефону. Взявшему трубку бандиту он пообещал, что приедет и всех убьет.

После вялого пролога, в котором Брайан выглядит понурым и одиноким, начинается нормальный фильм действия – незамысловатый, но очень энергичный. Париж из туристической открытки превращен в настоящий ад, в котором обитают злобные албанцы, развратные арабы, циничные торговцы людьми и продажные полицейские, которые не собираются палец о палец ударить ради спасения иностранцев. Такое впечатление, что французы просто устали от американских туристов и решили от души их попугать.

Люк Бессон, выступающий здесь как продюсер и автор сюжета, уже набил руку на подобных боевиках. Режиссер Пьер Морель, работавший у Бессона оператором, а потом снявший под его патронатом «13 район», тоже знает толк в технике жанра. Они оба явно не собирались открывать новые горизонты и заботились только о том, чтобы действие было напряженным и жестким. По части жесткости, кстати, кино получилось даже выходящим за привычные рамки. Интеллигентный и тихий поначалу Брайан в середине фильма оказывается настоящим терминатором, который грамотно, хладнокровно и очень по-деловому укладывает одного мертвого албанца на другого.

Завести Лиама Нисона на территорию Брюса Уиллиса и Джейсона Стэтема – довольно любопытная идея. Те, кто сталкивался с людьми, «работающими на правительство» в разнообразных горячих точках, замечают, что люди эти выглядят в нормальной жизни совсем не как крутые парни из боевиков. Их внешность почти всегда заурядна. Такой образ, похоже, решили создать и Бессон с Морелем. И то, что интеллигентный Нисон изначально не вписывался в амплуа беспощадного мстителя, сыграло им только на руку. Когда герой втыкает гвозди в неразговорчивого албанца или стреляет в жену бывшего друга, чтобы развязать ему язык, ясно, что так он обучен – иначе неэффективно. Уйдет время – и дочку уже не найти. Спасение ребенка работает здесь как безусловная индульгенция, как цель, ради которой даже обожаемый Бессоном Париж можно сделать пугалом.