Духи из угля и другие планы СУЭК

Бывший банкир, а теперь угольщик Владимир Рашевский – открытый, но, пожалуй, слишком серьезный собеседник. На личные вопросы отвечает неохотно: считает, это не очень интересно всем остальным. Про то, как получил акции крупнейшего в России производителя энергетического угля СУЭК и как растет рентабельность компании, – тоже: издержки того, что СУЭК готовится к IPO (правда, его сроки непонятны – на рынке кризис). Зато Рашевский искренне гордится рекордами шахты «Котинская» и готов говорить об этом долго и подробно. А еще о том, как СУЭК развивает то, что у нее есть сейчас, не готовя новых сделок и не ожидая новых поглощений, – после того как сорвалась сделка с «Газпромом».

– СУЭК готовится к IPO, но про ваш бизнес известно не так много – производственные показатели 2007 г. и консолидированные финансы за 2005 г. Сколько сейчас зарабатывает СУЭК?

– У нас была хорошая динамика показателей за последние несколько лет. Выручка только угольного сегмента за 2007 г. по МСФО – примерно $2,9 млрд, чистая прибыль – около $500 млн. В этом году рассчитываем, что добыча вырастет до 95 млн т, а выручка от угля составит около $4,5 млрд. При консолидации компаний ТГК-12 и ТГК-13 совокупная выручка СУЭК была бы более $6 млрд.

– После так называемого дела «Мечела» тема цен и контрактов стала очень актуальной. Как СУЭК торгует своим углем в России?

–50–60% поставок энергетического угля у нас идет по двух- и трехлетним контрактам. Остальные контракты в основном годовые.

– ФАС проверила цены и контракты почти всех угольщиков. К вам не приходили?

– У нас совсем небольшая доля в добыче коксующегося угля, и проверок по этому поводу у нас не было.

– Возможны ли вообще какие-то претензии к ценам производителей энергетических углей или вы спокойны за свою компанию?

– Покупатель всегда хочет купить дешевле. И госорганы в борьбе с инфляцией, конечно, обсуждают ценообразование в базовых отраслях. Но цены на энергетические угли в России косвенно зависят от динамики на мировом рынке. Мы всегда открыто показывали, как на наши цены влияет изменение стоимости добычи угля, железнодорожный тариф и топливная составляющая в тарифе на электроэнергию.

– Насколько сильно отличаются ваши внутренние и экспортные цены?

– На экспорт уголь поставляется в среднем по $150–160 за тонну (на базисе CIF). В России же потребляется энергетический уголь с существенно более разнообразными характеристиками – каменные, бурые, антрациты. Поэтому и цена варьируется от $20 до $70. Большое значение имеет также расстояние от места производства до места потребления. Железнодорожный тариф на перевозку угля – это от 30% до 80% его конечной цены на внутреннем рынке.

– С 2011 г., когда цены на электроэнергию станут свободными, какая формула цены будет в ваших российских контрактах?

– Новая практика определения формулы цены только начинает вырабатываться в переговорах с появившимися после РАО ЕЭС энергокомпаниями. Базируясь на мировом опыте, можно предполагать, что будет существенная корреляция с ценами на электроэнергию и газ. Существенное значение будет иметь динамика железнодорожных тарифов.

– А как СУЭК продает уголь за рубежом?

– Почти все зарубежные поставки идут напрямую потребителям через нашу 100%-ную швейцарскую «дочку» – Suek AG. Исключение – прямой контракт на два с небольшим миллиона тонн у одной из наших шахт с иностранным угольным трейдером, он достался нам по наследству, когда мы купили эту шахту. Азиатские покупатели СУЭК традиционно предпочитают закупать уголь по годовым или хотя бы полугодовым контрактам, и цена в них фиксируется на весь срок. В Европе доля таких контрактов существенно меньше. По мере либерализации европейского рынка электроэнергии все более свободным становится и рынок топлива, и большой объем угля продается на спотовых условиях или с привязкой цены к индексам API2 (индикатор уровня цен на энергоуголь в Европе. – «Ведомости»).

– Когда СУЭК планирует провести IPO?

– Все будет зависеть от рыночной конъюнктуры. Конкретную цифру будем определять, когда будут понятны сроки размещения. В целом для нас важны два базовых критерия: достаточный объем ликвидности на рынке (подходящим, как мы считаем, является 15–20%-ный пакет) и количество денег, которое должно быть оптимально с точки зрения и финансовой стратегии компании, и ее акционеров. Это будет производная от того, сколько мы зарабатываем, какой у нас долг и какие инвестпрограммы реализуем. Сегодня с точки зрения долгового финансирования мы сбалансированны.

– А какой у вас долг и инвестпрограмма?

– Около $2 млрд. 2/3 из этой суммы – это долгосрочное торговое финансирование на 3–5 лет. Вот весной привлекли $800 млн по синдицированному кредиту на пять лет, под LIBOR + 1,7%. Инвестпрограмма корректируется в зависимости от конъюнктуры рынка и финансовых результатов компании. В рамках бюджета на 2008 г. капиталовложения в угольном бизнесе составляют около 15 млрд руб.

– На 2009 г. какие планы по инвестициям?

– В части угольного бизнеса это будут сопоставимые цифры.

– У СУЭК есть опционная программа для менеджмента, но вы никогда не раскрывали ее деталей.

– Мы целенаправленно создавали систему долгосрочной мотивации. Опционная программа четырехлетняя, запущена около двух лет назад. Сейчас около 20 участников. Точка отсчета – 1 января 2007 г. К концу программы менеджеры должны получить доход от роста стоимости выделенных им фантомных акций. Если публичного статуса у компании к этому моменту не будет, то основанием для расчета будет оценка инвестбанка.

– СУЭК чуть было не стала «дочкой» «Газпрома». Прошлой зимой вы договорились об объединении активов с ним, этой зимой согласовали основные условия сделки. А летом объявили, что отказываетесь от нее. Почему?

– Это была очень сложно структурированная сделка с большим числом вопросов для обсуждения. Нам с партнером удавалось договариваться по ним и находить хорошие решения. Но процесс был длительным. Одна из главных причин этого – то, что «Газпром» и СУЭК собирались использовать активы, которые получали в результате реорганизации РАО ЕЭС. А они переходили на баланс компаний только после 1 июля 2008 г. До тех пор было невозможно создавать новую компанию. Переговоры сопровождались критикой со стороны ряда госорганов и серьезными обсуждениями с ними. Оставались и отдельные недорешенные вопросы структурирования сделки. Поэтому каждая компания параллельно смотрела, может ли она эффективно реализовать собственную стратегию в энергетике. У «Газпрома» были значимые энергоактивы («Мосэнерго» и ТГК-1), которые изначально не участвовали в сделке, и поэтому и его стратегия в энергетике ею никогда не ограничивалась. На каком-то этапе все это сложилось вместе. Мы решили получить те синергии, которых ждали от совместной компании, без слияния. Так оказалось проще. Мы подписали соглашение о стратегическом сотрудничестве в электроэнергетике, зафиксировали в нем направления дальнейшего партнерства и движемся по ним.

– А насколько велика вероятность, что полностью частная сегодня угольная отрасль снова попадет в сферу интересов госкомпаний? Тех же «Ростехнологий», например?

– Государство только определяет свои приоритеты в отношении угольной отрасли.

– Как может измениться расстановка сил в угольной отрасли в ближайшие 5–10 лет? Будут ли объединяться крупнейшие игроки или, может быть, поглощать российских игроков будут западные гиганты?

– Думаю, концентрация будет усиливаться и через 10 лет число компаний вряд ли составит более двух-трех десятков. Это неизбежный процесс, учитывая крайне высокую капиталоемкость отрасли. Прогнозировать слияния крупнейших игроков я бы не стал. Они реализуют достаточно разные стратегии, и синергетические эффекты для таких объединений неочевидны. Западные гиганты в ближайшие пять лет вряд ли займут заметное место в российской отрасли, потому что на этот период у них уже есть достаточное число заявленных проектов в других странах. Но в более долгосрочной перспективе возможна реализация совместных проектов российских и иностранных компаний при разработке новых месторождений.

– Два года назад в интервью «Ведомостям» вы говорили, что новых покупок не планируете. Что-то изменилось?

– Теоретически новые приобретения возможны. В России есть угольные активы, которые потенциально нам интересны. Но мы прежде всего сконцентрированы на инвестициях в существующие активы, у которых есть большой потенциал развития. Для нас принципиально важно вывести и все наши шахты, и разрезы на мировой уровень по эффективности, безопасности и качеству угля.

– А в Европе не планируете приобретать своих потребителей?

– Сейчас таких планов в нашей стратегии нет. Но мы прорабатываем возможности толлинговых операций с зарубежными электростанциями, например в Германии. Суть в том, чтобы зарабатывать не на угле, а на выработанной на нем электроэнергии. Электростанция при этом получает плату за услуги по переработке угля в энергию. На этом направлении мы сможем заработать дополнительную маржу к цене угля – думаю, 5–15%.

– А есть ли активы, которые хотите продать?

– Сейчас таких нет. Все, что мы считали нецелевым, мы вывели в прошлом году в процессе реорганизации. Прежде всего это касалось энергетических активов – сетевых и сбытовых. Выделились и угольные активы в Иркутске. У них был, по сути, один потребитель – «Иркутскэнерго» плюс небольшие ЖКХ области. А перспективы одного актива без другого непонятны (активы куплены в 2008 г. «Базэлом», основным владельцем «Иркутскэнерго». – «Ведомости»).

– У вас семь регионов добычи. Какие требуют больше всего денег?

– Сейчас это прежде всего Кузбасс. Здесь сконцентрирован основной объем подземной добычи. А она качественно сложнее открытой и требовательнее к величине инвестиций. Те шахты, куда мы вкладываемся в приоритетном порядке, показывают выдающиеся результаты. У шахты «Котинская» производительность в 6–8 раз выше, чем в среднем по Кузбассу и по России. За последние два года она трижды обновляла всероссийский рекорд по добыче угля и находится на уровне лучших шахт мира. За «Котинской» подтягиваются еще пять из наших шахт. И это при том, что условия добычи у нас заметно сложнее, чем в других ведущих угледобывающих странах. И нам пришлось наращивать объемы очень высокими темпами. Та же «Котинская» шахта вышла на рекордные показатели почти с нуля всего за три года.

– Не рассматриваете возможность диверсификации бизнеса?

– Мы сейчас смотрим на инновационные направления в части передела угля. Есть компания Sasol в южной Африке. Она 60 млн т угля перерабатывает в 80 других продуктов, вплоть до духов. Эти же технологии развивают Shell, китайские компании. У нас есть подобного типа эксперимент в Красноярском крае – по переработке дешевого бурого угля, запасов которого там много, в полукокс. Его могут потреблять металлурги. В переработке угля возникает и синергия с электроэнергетикой. Есть такой тип электростанций – в мире их всего 15–20 построено – на интегрированном цикле газификации. Уголь не сжигается в котле, а нагревается в химическом реакторе, расщепляется и из него образуется синтез-газ. А это уже базовое сырье для производства чего угодно. Он может являться топливом для станции, можно получать дизель высокого качества, удобрения – вопрос количества переделов. Мы следим, как такие технологии развиваются, и понимаем, что в какой-то момент тоже сможем двигаться в этом направлении.

– Несколько дней назад грянул финансовый кризис. Как это повлияло и повлияет на деятельность СУЭК?

– Нашу стратегию мы пока не пересматриваем. Она предусматривает достаточный запас прочности к неблагоприятным изменениям конъюнктуры.

– Насколько эффективны антикризисные меры, принимаемые правительством?

– Важно, что правительство реагирует на происходящее очень оперативно и не останавливается перед использованием беспрецедентных мер поддержки рынка. Еще важнее даже не поддержка котировок, а помощь банкам в сохранении ликвидности. Необходимо не допустить значительного сокращения объемов доступного финансирования для предприятий. Инвестиционный процесс в промышленности довольно инертен, и, если из-за нехватки ресурсов инвестпрограммы окажутся на время заморожены, потребуется потом не один год, чтобы запустить их вновь.

– Как вы оцениваете эффективность первых лиц государства – президента Дмитрия Медведева и премьера Владимира Путина? Способны ли они справиться с ситуацией?

– Главное, что и президент, и премьер уделяют так много времени и внимания сложившейся ситуации и лично участвуют в разработке всего комплекса мер. С учетом их влияния и репутации это колоссальный сигнал для инвесторов.

«Без жестких решений не обойтись»

Рашевский говорит, что любит разную музыку и разные группы. Еще со школьных времен – «Машину времени» . Выбор института Рашевский начал работать на втором курсе института. Традиционной для студентов подработки – официантом, барменом и проч. – не было. «Тогда разом появилось больше 3000 банков, так что у нас с трудоустройством проблем не было. Кто-то попал в аудиторские и страховые компании», – вспоминает он. Рашевский пришел в Автобанк на летнюю практику, и по ее окончании ему предложили остаться: «Я учился во вторую смену, успевал приходить на работу до часу дня, потом ехал учиться и снова возвращался в банк». Выбор института Рашевский объясняет так: «Привлекло название факультета – «международные экономические отношения». Я школу заканчивал в 90-м г., экономика становилась на новые рельсы – это было интересно». Стиль управления «Предпочитаю демократический стиль, но, как принято, при вертикали власти. В такой сложной и технически опасной отрасли нельзя быть кристально чистым демократом – без жестких решений и указаний не обойтись. По значимым вопросам считаю важным вникать в нюансы, самому работать с моделями и расчетами, а потом обсуждать варианты действий с коллегами. В основном время на работе трачу на работу с сотрудниками и выработку вместе с ними решений. Для меня главная цель – в текущем режиме обеспечивать, чтобы правильные люди были на правильных местах. Много езжу в командировки. Наши регионы – это же все Сибирь и Дальний Восток. До самых близких от Москвы предприятий – четыре часа лететь. Потом это, конечно, постоянное общение с контрагентами, с руководителями госорганов. С суэковским масштабом мы неизбежно оказываемся вовлечены в широкий круг обсуждений и встреч на госуровне». Рабочее и личное время «Прихожу на работу часам к 10, ухожу не ранее 12 ночи. Отпуск беру на новогодние и на майские праздники». Свободное время – с семьей и друзьями. «Когда возникают те редкие моменты, когда отдыхает вся страна – январские и майские праздники, – люблю попутешествовать, посмотреть новые места».