Четверть вузов дают псевдообразование

Россия занимает первое место в мире по числу студентов на 10 000 человек, но вузы готовят не тех специалистов, которые нужны современной экономике, говорит Ярослав Кузьминов

1989

Заведующий сектором историко-экономических исследований Института экономики АН СССР

1992

Ректор Государственного университета – Высшей школы экономики

1997

Руководитель группы разработчиков реформы образования на рыночных основах

2002

Разработал проект административной реформы

Высшая школа экономики

Государственный университет. Основан в 1992 г. Работает 1000 преподавателей и 400 научных сотрудников. Обучается 15 000 студентов и аспирантов. Бюджет в 2007 г. – 3,2 млрд руб. Бюджетные ассигнования – 1,1 млрд руб. (700 млн на оплату обучения бюджетных студентов и содержание зданий). Внебюджетные – 2,2 млрд руб. (900 млн – от обучения платных студентов, 600 млн – от программ дополнительного образования, 500 млн – от прикладных исследований, по 100 млн поступает от довузовской подготовки и фундаментальных исследований).

Ярослав Кузьминов из тех людей, от которых зависит будущее российского образования; Государственный университет – Высшая школа экономики (ГУ-ВШЭ), который он возглавляет, – один из главных разработчиков реформ образования в России. Почему вузов должно стать меньше и зачем преподавателю быть ученым, Ярослав Кузьминов рассказал «Ведомостям».

– Высшее образование – это залог экономического успеха или экономический успех может стать основой для развитого образования?

– Приведу два примера. Известна фраза, что германо-французскую войну 1870 г. выиграл прусский школьный учитель. В Германии того времени была лучшая система образования, инвестиции в которую были сделаны еще в первой трети XIX в. Ее быстрый экономический рост базировался как раз на вовлечении в производство хорошо подготовленных людей. Другой пример – США, где одна из лучших в мире систем образования в школе и колледже вызвала экономический рост первой трети ХХ в.

– В чем была особенность образования в Америке?

– Во-первых, практически всеобщее распространение образования. Во-вторых, программа была очищена от ритуальной шелухи, которая господствовала в то время в Европе. В российской гимназии последней четверти XIX в. половина времени уходила на древнегреческий и латинский языки.

– Но теперь у нас не изучают латынь.

– В российской школе очень большой блок – до 30% – естественнонаучных предметов, качество преподавания которых – как и востребованность – оставляют желать лучшего. В других странах их доля не превышает 15%. Но вопрос не столько в содержании, сколько в методиках. Мы не умеем будить в людях творческую жилку. В российской школе нет креативных предметов, когда люди лепят, сочиняют.

– Вместе с тем советская школа считалась одной из лучших.

– Да, современные методики обучения унаследованы от очень хорошей школы. Но школы середины прошлого века. Ее задачей было освоить аналитические конструкции. Поэтому для тех, кто хочет заниматься естественными науками, наша школа до сих пор неплоха. Но таких меньше 10%. Тем, кто собирается заняться креативными профессиями, управлением людьми (т. е. будущим менеджерам), традиционная школа почти ничего не дает.

– Ваши внуки смогут учиться по новым методикам?

– Поручения разработать новые стандарты даны Российской академии образования, издательству «Просвещение». Я периодически общаюсь с коллегами, но мне кажется, что период разработки затянулся.

– Аналогичная методологическая проблема стоит и перед вузами?

– Российская особенность – очень короткое школьное образование. Всего 11 лет. В странах, с которыми мы любим себя сравнивать, – 12–13 лет. Эта разница в два года не оставляет в школе места ни для креативных, ни для социальных предметов. Имеется в виду философия, экономика, основы права – то, что научит человека анализу, правилам рынка, защите своих прав. Недостаточно иностранного языка. В итоге треть программы вузов – это то, что недодали в школе. Сравните российскую систему 4 + 2 (бакалавриат + магистратура) с западной – 3 + 1. Вот они, недополученные в школе два года.

– Но именно из этой системы вышло много успешных предпринимателей.

– И тем не менее у нас сегодня процентов 70 молодежи получают высшее образование. Такого нет ни в одной стране мира. Разница не в том, что российская экономика требует больше профессионалов с высшим образованием. А в том, что городская экономика заведомо поражает в правах человека без диплома. Хотя бы потому, что на работу скорее примут того, у кого есть диплом.

– Вы поддерживаете обсуждающуюся в Минобразования идею выдавать дипломы о высшем образовании выпускникам техникумов?

– Это ликвидирует искусственный разрыв между колледжами и вузами. Первые дают образование не хуже, чем слабые вузы, но их диплом ценится меньше. Предлагается техникумы включить в состав вузов или укрупнить, создав на их базе прикладной бакалавриат с трехлетним обучением: два года академической и один – практической подготовки. Как в Германии.

– То есть техникум просто приравняют к вузу?

– Не совсем так. Сейчас около трети студентов в техникум приходят после 9-го класса. Получается некая странная смесь школы и вуза. Если мы сделаем обязательным для поступления в техникум наличие полного среднего образования, то не остается серьезных оснований для разделения техникума и вуза.

– А что вы предлагаете сделать с ПТУ?

– ПТУ вообще не должно быть. Это архаичная форма образования для страны, которая только что приняла закон об обязательном полном среднем образовании. Их необходимо передать предприятиям, у которых есть современная производственная база. Зачем люди идут в ПТУ? Получить необходимую подготовку и начать зарабатывать. Вместо этого их пичкают программой средней школы, работать не дают, да еще на горизонте маячит армия.

В ПТУ нужно сократить 2/3 предметов, не имеющих отношения к обучению профессии. За счет сокращения программы срок обучения будет не больше года, а за счет сокращения педсостава мастерам производственного обучения мы сможем платить не 10 000 руб., а под 30 000 руб.

– Эта идея обсуждается?

– Так организовано уже больше трети рынка обучения профессиональным компетенциям. Я имею в виду многочисленные коммерческие курсы и внутрифирменные учебные центры. Так что все произойдет и без государственного вмешательства. Но государство зря потратит деньги.

– Вернемся к проблеме высшего образования.

– У нас вместе с учащимися техникумов 620 студентов на 10 000 человек населения. Это первое место в мире. Но настораживают четыре особенности, которые редко встретишь в другой стране. Во-первых, 50% – заочники, чье образование заведомо хуже, чем у очников. Во-вторых, 25–30% вузов дают псевдообразование. То есть выпускники не имеют даже базовых компетенций своей специальности. В-третьих, 30–40% выпускников (а по ряду вузов до 80%) заведомо не собираются работать по избранной специальности. Четвертая – у нас только 16% преподавателей вузов ведут научную работу.

– Разве это критично?

– Еще как. Вуз отличается от школы тем, что в нем преподают ученые, люди, которые создают новое знание – и опровергают старое. В итоге из стен вуза должен выходить инноватор, способный критически относиться к любой технологии, развивать ее, создавать новое. Если у нас 80% студентов вообще не встречаются с преподавателями-учеными, значит, в России не 7 млн студентов, а 1 млн.

– Но у нас в вузах всегда мало занимались исследовательской работой.

– Ее надо просто финансировать. Как распределяются средства на науку? Еще по советской схеме меньше 10% получают университеты, меньше 20% – исследовательские центры при предприятиях и более 70% – отраслевые НИИ. Во всем мире эта пропорция – 30% на университеты, 60% на предприятия, 10% на отраслевые НИИ. При этом жизнеспособная наука может быть только в университетах.

– В этой области есть конкретные шаги?

– Правительство собирается поддержать несколько десятков национальных исследовательских университетов, каждый из которых должен получить от 1,5 млрд до 2,5 млрд руб., больше половины которых пойдет на прямое финансирование разработок.

– Как должны отбираться эти исследовательские центры?

– Критерии очень просты, и их всего два. Первый – объем научных работ на одного преподавателя. Второй – индекс цитирования.

В список претендентов могут войти МГУ, СПбГУ, есть мощный кластер очень хороших университетов в Томске, МГТУ, МФТИ, МИЭТ. Сеченовская медицинская академия. В Питере – ЛЭТИ, ЛИТМО, Политех. Сейчас предварительно отобраны два национальных исследовательских университета на базе МИФИ – так называемый ядерный университет и МИСиС – исследовательско-технологический.

– Вузы вне этого списка не будут получать госфинансирования?

– Будут, но на другой основе. Если мы вычтем 50 лучших университетов, то в оставшихся 800 вузах будет не 16% преподавателей, ведущих научную работу, а примерно 5%. Задачей будет определить эти 5% и на конкурсной основе поддержать длинными грантами отдельные кафедры или факультеты, не размазывая деньги по системе.

– В сентябре министр образования Андрей Фурсенко грозил сократить число вузов. Эта идея – тоже часть вашей концепции о реформе образования?

– Фурсенко прав. Не могут быть эффективными вузы, в которых меньше 10 000 студентов. Средний размер вуза на Западе – 25 000–30 000 студентов. В России – 5000 студентов. Приведу пример. Один достаточно известный университет недавно с трудом прошел первый этап аттестации. У этого вуза было практически столько же специальностей, как у МГУ, а студентов и преподавателей не в пример меньше. Если в МГУ по каждому предмету есть специалист, который ведет научную работу в своей области, то в таком вузе один преподаватель читает 3–4 разных курса. Понятно, что ему не до исследований, он взял чужой учебник, отбубнил его и пошел дальше.

– Какие из вузов могут лишиться этого статуса?

– Критерии очень простые. Первый – ЕГЭ. Есть масса вузов, которые готовят инженеров, принимая людей с 25–30 баллами из 100 по ЕГЭ по математике. Это люди, которым даже аттестата давать нельзя, – это двойка. А у вуза они – треть приема. Второй критерий – число победителей федеральных и межвузовских олимпиад, которые соглашаются идти в этот вуз. Третий – доля выпускников, зарегистрировавшихся на бирже труда.

– С этим согласно Минобразования?

– Не могу говорить за Минобразования. Но мне кажется, что руководство ведомства в основном согласно с тем, что я излагаю.

– Платным или бесплатным должно быть высшее образование?

– Все зависит от того, насколько государство увеличит финансирование. Сейчас среднее финансирование – 69 000 руб. в год на студента. Средняя стоимость платного обучения примерно такая же. Но в 25 лучших вузах цифры выше. Сейчас ГУ-ВШЭ получает от государства 80 000 руб. на одного студента, в 2009 г. будет 110 000 руб. Средняя оплата коммерческого студента – около 200 000 руб. Будет нам государство платить 200 000 руб. за бюджетника – мы откажемся от платных студентов вообще, попросим увеличить нам бюджетный прием.

– Каково соотношение платных и бесплатных студентов в ГУ-ВШЭ?

– 40 на 60. Но в этом году мы приняли платных студентов меньше на 8%, чем раньше, при росте бюджетников. Это неприятно для бюджета университета, но для нас важнее долгосрочная репутация на рынке. Мы могли бы увеличить прием платных студентов, если бы снизили проходной балл. Но подорвали бы качество наших выпускников.