Без джойстика

Фильм Джона Мура «Макс Пэйн» (Max Payne) показывает, что культовые компьютерные игры нельзя экранизировать слишком буквально

Игра «Макс Пэйн» стала культовой благодаря сочетанию двух смыслообразующих элементов: стилизации под фильм-нуар и вплетению в сюжет скандинавской мифологии. Вместе они создавали уникальную предапокалиптическую атмосферу: хмурый детектив Макс Пэйн (его жену и ребенка убили наркоманы) бродил по мрачному Нью-Йорку, попадал в клуб «Рагнарёк» (в скандинавской мифологии битва богов и гигантов, которая приведет к концу света) и компанию «Айзир» (собирательное английское название скандинавских богов), а также пробовал наркотик «Валькирия».

Третьим важным моментом было введение в игру приема, называемого bullet-time: действие замедлялось настолько, что Макс мог видеть полет пуль и уворачиваться от них, как в «Матрице». Причем когда игра создавалась, «Матрица» еще не вышла на экраны. И не она была источником вдохновения для создателей «Макса Пэйна», а гонконгские боевики Джона Ву.

В кино Рагнарёк не наступил. И даже не намечается. С «Максом Пэйном» произошло то, что обычно случается со слишком кинематографичными играми: как с Doom’ом три года назад. Фильм очень много времени тратит на объяснения, вместо того чтобы уйти в «кино по мотивам», как это произошло с «Обителью зла».

Авторы «Макса Пэйна» восприняли сюжет игры слишком буквально, как уже почти готовый сценарий. Каким бы топорным ни был перевод, но и сквозь него слышно, насколько убоги диалоги. В свое время Дэвид Кроненберг в «Экзистенции», остающейся лучшим фильмом о виртуальной реальности, насилии и видеоиграх, иронично воспроизводил примитивные диалоги игровых персонажей. В «Максе Пэйне» кажется, что шаблонные реплики из компьютера напрямую перекочевали в кино.

Стремление объяснить страдания и боль, толкнувшие Пэйна на путь мстителя, привело к тому, что мелодрама существенно потеснила боевик. Марк Уолберг в роли Макса больше похож на цифровую модель, нежели на живого актера. С первого кадра и до последнего он ходит с нахмуренными бровями, что, видимо, должно обозначать крайнюю степень скорби и суровости героя фильма-нуар.

Кстати, и жанр нуара оказался ловушкой. Уместный и колоритный в игре, где схематизация киношных приемов не особенно коробит, в экранной версии он превратился в пародию. Ну зачем персонажам нужно вылезать из машины под проливной дождь, чтобы сказать друг другу пару пустых фраз? Да потому, что режиссеру кажется, что промокшие актеры выглядят нуарнее. И несколько эффектно снятых эпизодов, в том числе и стрельба с bullet-time, слабо утешают.

Если комиксы, также впитавшие в себя кинокультуру и потом вернувшие ее экрану, регулярно радуют сильными киноверсиями, то компьютерные игры по-прежнему остаются поводом для анекдотичных провалов. Может, спасение в возврате к истокам? И экранизацию Doom’а, игры, вдохновленной «Чужими», следовало доверить Ридли Скотту, а «Макса Пэйна» отдать Джону Ву. Судя по финалу картины, студия надеется сделать сиквел. Сюжетные ресурсы в игре остались. Так что еще не все потеряно.