Лизоньки наши

Третьяковка открыла эту выставку к 250-летию со дня рождения классика русской портретной живописи. В наше национальное культурное сознание и в школьные учебники Василий Боровиковский вошел двумя произведениями: изображением Екатерины II в капоте на прогулке в Царскосельском парке и портретом молодой красавицы Марии Ивановны Лопухиной. С первого Пушкин написал в «Капитанской дочке» сцену встречи Маши Мироновой с императрицей, второе вдохновило поэта Якова Полонского на очаровательное стихотворение, слова которого «красоту ее Боровиковский спас» дали название выставке.

Экспозиция в залах на Крымском Валу собрала живопись художника по возможности полно – около 200 работ, большинство – из Третьяковки, еще из петербургских и региональных музеев, пара-тройка из частных собраний и – это гордость устроителей – портрет княжон Гагариных привезли из Лувра.

Так же юбиляр представлен во всех проявлениях своего дарования – в портретах камерных и парадных, в религиозной живописи, к которой относился с особым благоговением. Боровиковский был, по свидетельствам современников и судя по его дневникам и переписке, трепетно набожен. Он происходил из семейства миргородских иконописцев, старался жить праведно и даже принимал живейшее участие в петербургском религиозном кружке придворной дамы Татариновой.

Религиозная живопись Боровиковского – фрагменты и эскизы иконостасов Казанского собора и церкви на Смоленском кладбище – открытие выставки (в советские времена их не выставляли) и разочарование. Есть в этой кроткой и боголюбивой живописи некоторая избыточная приторность. Зато нежная сладость совсем не портит впечатления от многочисленных женских портретов художника, да и проникновенность мужских – даже парадных – отставляет приятное чувство.

Портреты Боровиковского считаются образцами русского сентиментализма. Но кроме того, что сентиментализм считался генеральным стилем в лучший период его творчества, он, видимо, был близок натуре художника. Малоросс Боровиковский был человеком трепетным, чувствительным и впечатлительным и обладал незаурядным дарованием – так что, кажется, искренне наделял свои модели ласковым затуманенным взором, смягчал черты их лиц, округлял квадратные подбородки и делал симпатичными даже усики, предательски пушащиеся над губами почтенных матрон.

Можно было бы предположить, что многочисленные, часто однотипные портреты Боровиковского в большом количестве смотреть скучно. Ничего подобного. Во-первых, он очень хороший, европейского класса художник. А во-вторых, когда на зрителя смотрят так много благородных дам, достойных мужчин и очаровательных девушек и у них всех благозвучные русские фамилии: Львовы, Хвостовы, Гагарины, Куракины, Лобановы-Ростовские, то кажется, что наконец-то попал в благородное общество, пришел в гости к хорошим людям. Чью красоту – внешнюю и душевную – спасла умелая кисть доброго художника.