Край родной

Давно пора запретить рифмовать Париж и любовь. Пора вообще запретить любить Париж – по крайней мере, в кино. Однако режиссеры не могут остановиться даже после альманаха с исчерпывающим названием «Париж, я люблю тебя». Но Седрик Клапиш в альманахе не участвовал. Он собрал свой портрет Парижа – бытовой, социальный, эмоциональный, исторический – из мозаики лиц, улиц и трогательных историй, главная из которых должна быть и самой щемящей.

Бывшему танцору Пьеру, мужчине средних лет, врачи сообщают, что сердце его вот-вот остановится. Пьер сидит в мансарде с видом на кладбище и хандрит. Его пытается утешить сестра, которой Пьер заявляет, что ей самой не помешал бы утешитель. Таковым становится торговец с уличного рынка. На рынке кипят страсти: двое влюблены в одну женщину. Успешный архитектор строит новый Париж и ждет рождения ребенка. Его брат, профессор-краевед, преглупо влюбляется в студентку, у которой, впрочем, есть бойфренд-сверстник. Пьяные манекенщицы шутки ради заигрывают с торгашами и идут гулять на продуктовый склад. Тем временем нелегал из Камеруна начинает долгий и опасный путь, чтобы попасть в волшебный и вожделенный Париж.

Банальностей Клапиш не стесняется. Одно название уже чего стоит. В его фильме есть одна смерть, одно рождение, много-много любви и еще больше Парижа. Клапиш, как и его персонаж, профессор-историк, смотрит на город глазами влюбленного краеведа. Он не отказывает себе в удовольствии спуститься в катакомбы и подняться на Эйфелеву башню. Перемещается из уютной мансарды танцора в холодные модные апартаменты архитектора. Влезает в мелкие бытовые дрязги своих героев и обнаруживает в них возвышенные чувства. Если согласиться с тем, что реальность банальна, то Париж у Клапиша реален донельзя.

Лео Каракс в «Любовниках с Нового моста» показывал Париж с точки зрения бомжей. И даже изнанка города оказывалась столь же прекрасной, как и парадный фасад. Жан-Пьер Жене выдумывал в «Амели» сказочно-поэтический Париж, которого вообще не существует. Люк Бессон в «Ангеле А» опустошил город, выгнал из него людей и машины, фактически лишил жизни и любовался его очищенной кинематографической красотой. Клапиш поставил перед собой задачу увидеть Париж таким, каков он есть, собрать его из разнородных кусочков реальности.

Он хотел нарисовать портрет не с точки зрения чужака, туриста, как в некоторых новеллах альманаха «Париж, я люблю тебя», а с точки зрения обитателя. И пришел – скорее всего, невольно – к изящному, обаятельному и высококультурному набору банальностей. Возможно, не стоит его в этом упрекать. Возможно, сам по себе Париж, замыленный глазами кинематографистов, уже не может быть другим. И им просто пора перестать его снимать. Хотя бы на время. Может быть, Клапиш действительно закрыл тему, прокатившись напоследок по городу вместе с умирающим танцором Пьером, который острее всех чувствует прощальное обаяние лучшего города на земле.