Большая перемена

Фильм «Класс» (чье английское название сродни нашему, а оригинальное звучит как Entre les murs, что можно перевести как «В четырех стенах») стал первым французским фильмом, которому удалось победить в родных Каннах начиная с 1987 г., после скандального и небезусловного успеха фильма Мориса Пиала «Под солнцем Сатаны». Удивительно, но до этого французы не выигрывали в Каннах тоже ровно 21 год – с 1966-го, со времен триумфа «Мужчины и женщины» Клода Лелуша.

Никто из классиков знаменитой «новой волны» не получал Золотой пальмовой ветви: ни Годар, ни Трюффо, ни Шаброль, ни Риветт, ни Ромер. Великий Брессон тоже остался без нее. А Канте получил.

Для меня его безоговорочная виктория слегка странна. Формальных откровений в фильме нет. «Догма» и «Догма». Впрочем, новация в том, что действие картины длиной 2 часа 8 минут почти не выходит за пределы одного-единственного школьного класса в проблемном пригороде Парижа, где собственно французов почти нет, а есть арабы, негры, китайцы. Зато тема «Класса» – актуальнее некуда. Канте анализирует новую для всего мира ситуацию, в которую угодили коренные европейские нации. Похожая картина и в Москве, только национально-расовый фон у нас иной.

Речь о том, что коренные нации постепенно перестают быть в Европе национальным большинством. А иногда и вовсе превращаются для иммигрантов в объект неприятия и даже насмешек. Для меня чудно, что, по мнению западной критики, фильм Канте не надо воспринимать как метафору современной Европы. А как же тогда его воспринимать?

Новые ученики, с которыми сталкивается главный герой – учитель французского, не просто хулиганье. Они не желают считать себя французами. Издеваются над гастрономическими пристрастиями коренной нации, что именно для Франции очень обидный вызов. Они, представьте себе, снобы по отношению к исконным парижанам! Они и французский-то учить не желают, навязывая стране уродливый пригородно-иммигрантский новояз.

Когда же учитель пытается преподать им классический язык, ему отвечают, что так изъясняются только представители презренного класса буржуа и уж точно геи. А вы что, учитель, тоже гей? (Хорошая, кстати, иллюстрация того, что новые ученики, если чему и выучились, так использовать нормы политкорректности на пользу исключительно себе. Им-то – ни слова поперек! Сразу скажут в ответ: расист! Они же имеют право оскорблять кого и как угодно. И ответным «гомофоб» их не запугаешь.)

И что в такой ситуации делать? В ответе на вопрос – разумный смысл фильма. Можно, конечно, впасть в истерику, как делают в фильме другие преподаватели, и начать орать в учительской, что эти новые ученики – не люди, а дикари, животные. Но понятно, что такие истерические попытки отделиться и отдалиться от иммигрантов ни к чему хорошему не приведут ни школу, ни страну. Главный герой фильма тоже однажды сорвется – и сильно. Но все же ему хватает чутья осознать, что иной национальной ситуации уже не будет. Никогда. Значит, надо проявлять терпение и искать с этими новыми ребятами общий язык. Они же и впрямь не дикари.