Вадим Дымов: «Кошмарят слабых и нечистых на руку», - Вадим Дымов, председатель совета директоров компании «Дымов»

В 1997 г. Вадим Дымов вместе с приятелем Александром Трушем создал во Владивостоке компанию «Ратимир» – так начался мясной бизнес. В 2001 г. партнеры купили в Москве разорившийся мясокомбинат в Крылатском – сейчас это «Дымовское колбасное производство», обеспечивающее продукцией Центральную Россию. В последние три года развитие было бурным: из-за нехватки сырья партнерам пришлось заняться животноводством («Дымов юг»), а чтобы нарастить мощности, они приобрели одну из московских производственных площадок «Кампомоса», а затем – Дмитровский мясокомбинат. Амбиции Дымова простирались и дальше: он планировал покупки в Австрии и других европейских странах, собирался заняться производством говядины вместе с бразильцами в России - но теперь признается, что из-за кризиса заморозил все инвестиционные проекты. Продажи его колбасы за последние месяцы снизились на 10–15%. Зато рестораны «Дымов № 1» – совместный проект с Аркадием Новиковым – пока кризиса не заметили, утверждает бизнесмен.

В сентябре Дымов с Трушем разделили активы. В результате Дымов увеличил долю в «Дымовском колбасном производстве» с 38% до 76%, но готов снова ее снизить, раздав сотрудникам опционы. В интервью «Ведомостям» Дымов рассказывает, как развивает доставшуюся ему долю бизнеса и остальные свои компании.

– Вы говорили, что поводом для сделки с Трушем стали ваши разные взгляды на развитие бизнеса. В чем была разница?

– У него взгляд более экстенсивный, у меня – более интенсивный. Моя позиция направлена на развитие, его – на фиксацию, а если бизнес не развивается, он начинает стагнировать. В этом я убежден – нельзя морозить и говорить: «Хочу, чтобы было всегда так». Все, что стоит на месте, рано или поздно теряет качество.

– Расскажите поподробнее про структуру сделки.

– Все очень просто: в зачет пошел один завод в Красноярске, который мы с ним обменяли, и немножко мне доплатили, так как выходил [из проекта] я.

– То есть у вас остались производства в Москве, Дмитрове...

– ...Краснодаре, Новосибирске и Красноярске. У него только Владивосток, и то мы поменялись не только с ним, часть других партнеров укрупнили свои пакеты. То есть с той стороны была группа владельцев, а с этой я один.

– Вы планировали консолидировать все активы на базе Дмитровского завода?

– Это небольшая ошибка ваших коллег. Как я могу консолидировать активы на базе завода, который я только что купил? Мы планировали объединять все активы вместе с Владивостоком, но не на базе чего-то, а создавать новую компанию со штаб-квартирой в Москве. И по сей день не исключаем возможности объединения с «Ратимиром», нашими бывшими партнерами, в будущем.

– А консолидация оставшихся у вас активов будет?

– Да, но это потребует какого-то времени – я думаю, год, не меньше.

– Уже идет какая-то работа в этом направлении?

– Нет, идет работа по улучшению эффективности существующих площадок с учетом корректировок кризиса. Как делают все здравомыслящие бизнесмены – откладывают длинные проекты и концентрируются на текущей деятельности.

– Раз уж мы затронули тему кризиса – какие проекты планировались на этот год, какие показатели закладывались и какие реально будут?

– В настоящее время отмечается снижение продаж на 10–15%. Но мы планируем очень быстро это компенсировать, сила нашей компании в том, что мы очень быстро реагируем на ситуацию.

Мы приостановили дальнейшее развитие нашего животноводческого комплекса, поскольку на это нет достаточного финансирования. В данный момент мы, к сожалению, не располагаем средствами для развития нового бизнеса, мы вынуждены сосредоточиться на нашей текущей деятельности. Мы считаем, что эффективность на этом направлении у государственных органов была недостаточной, при том что вроде бы и деньги на это были, и целый национальный проект разработали, и хорошая программа была, но исполнение немного подкачало. Вчера был на заседании Общественной палаты, где животноводы констатировали снижение поголовья свиней примерно на 15% в сравнении за период январь – ноябрь 2008 и 2007 гг.

– Насколько мы понимаем, поголовье сокращается в личных подсобных хозяйствах, а на современных фермах, наоборот, растет?

– Более внимательное регулирование этой отрасли государством позволит выправить ситуацию, ведь огромный аграрный потенциал у России есть. Нужно перенять самые лучшие мировые примеры и постараться избежать их ошибок, у них там тоже не все идеально.

Никто не может вломиться в оптовое звено и сказать: «Я меняю тут правила, я хочу продавать сам напрямую и снимать три прибыли». На всех этих этапах регулятором должно выступить государство, потому что в этой нестабильной ситуации очень легко злоупотреблять положением и извлекать двойную выгоду. Что время от времени делали, например, некоторые недобросовестные импортеры мяса: резко поднимали или опускали цены, эти взлеты и падения – они и на местное животноводство влияют. У фермера ведь нет возможности постоянно эти тенденции отслеживать и прогнозировать, у него другие заботы.

В молочной отрасли примерно похожая ситуация. Переработчики молока не от хорошей жизни, я думаю, низкие закупочные цены устанавливали, на них, видимо, влияли какие-то факторы.

У производителей продуктов питания на заводах работает огромное количество людей, и мы очень слабо можем влиять на ситуацию сейчас, хотя мы являемся хранителями больших производственных мощностей, у нас огромное количество персонала, огромное количество оборудования. О тех инновациях, о которых говорил президент Медведев, мы вообще можем забыть – мы уже года два никакими инновациями не занимаемся. Денег на инновации у производителей нет. Нам пришлось заниматься всем: и животноводством, и импортом сырья, и квоты в аренду брать, чтобы сохранить отрасль. Мы уже не просто мясопереработчики, но и животноводы и еще импортеры, причем импортеры в неравном положении по сравнению с теми, кому квоты достались по историческому принципу.

Есть хорошие примеры уже реализованных животноводческих хозяйств, прогрессивных и достаточно мощных. Но существуют и случаи, когда люди набрали денег под животноводство, а реально им не занимаются и заниматься не собирались. Они получили деньги на выгодных условиях и совсем в другое русло их направили. Некоторые не собирались, а некоторые просто не могут, животноводство – очень непростая отрасль. Ответственные министерства, мне кажется, должны обратить внимание на эту ситуацию, начать жестко спрашивать за результат с тех компаний, которые взяли эти целевые кредиты. Взял деньги – будь добр, отчитайся за мясо и молоко, которое ты начал производить благодаря поддержке государства. Ну и, естественно, сами не должны забывать о том, что ответственность за развитие АПК России лежит именно на них. Конечно, этот вопрос очень сложный и комплексный и нужно немало времени, чтобы на него даже в общих чертах ответить. Много других сдерживающих факторов. Например, проблема рабочих рук на селе. Об этом можно долго говорить. Ее без мощных социальных проектов, поддерживаемых со стороны государства, не решить.

– Что конкретно вы предлагаете? Что можно сделать, чтобы стимулировать инвестиции бизнеса в животноводство и сельское хозяйство?

– Тут не одна проблема и не две, про контроль за целевым инвестированием предоставленных средств я уже говорил. Еще одну из них очень точно описал один из руководителей Россельхозбанка: он сказал, что нужно обратить внимание на денежный поток. Кто платит последние деньги за корову или молоко, куда человек несет деньги за продукты? Где они аккумулируются? Из-за того что закон о торговле не принят и не работает, все деньги, которые должны равномерно распределяться по всей системе, оседают только вверху. Производители реального продукта свое положение сейчас не улучшают, совсем наоборот.

Производители сельхозпродукции должны получать живые деньги, для этого должно быть равномерное распределение их по всей цепочке: производитель, переработчик, продавец. Нужно выстроить рабочую систему, которая позволяет избежать перегибов. Если сейчас, например, банкам совсем развязать руки, то ничего хорошего не будет. Почему банковская деятельность жестко регулируется? Потому что в них оседает кэш. Если государство не будет регулировать отношения между банками и всеми остальными игроками рынка, все деньги в банках осядут. Из-за отсутствия должного регулирования на этом рынке страдаем не только мы – производители, а страдает от этого конечный потребитель. Я за честное и равное партнерство между производителями и торговлей.

У меня есть небольшая сеть магазинов, и там я стараюсь выстраивать с поставщиками партнерские отношения, понимая, что им тоже должно быть выгодно и приятно с нами сотрудничать, иначе ни к чему хорошему это не приведет. В России торговля за пять лет развилась так, как она за 100 лет в Европе развивалась. Производители, которые играют ключевую роль в ВВП, просто не в состоянии успеть за этим ростом. Именно поэтому тут необходимо жесткое государственное регулирование.

– Вы планировали приобрести производственные мощности в Европе. Отказались от этой идеи?

– Конечно, отказались, и довольно давно, сейчас не то время. Кроме того, мы инвестировали достаточное количество средств в российские активы – Дмитровский мясокомбинат, новую производственную площадку в Москве, купленную у «Кампомоса», Краснодар. Мы, наоборот, услышав тренд о поддержке предпринимательства, бросились улучшать экономику страны, инвестируя деньги в несвойственное нам русло. Не стараясь получить преференции от государства, мы местами были более эффективны, чем те, кто их получал. Мы никаких преференций не получали, но свой свинокомплекс мы запустили, и он у нас работает. Я знаю очень много коллег по цеху, которые занимались тем же самым и тоже достигли хороших показателей. Это молодые ребята, которые никакого отношения к животноводству не имели, но у них было большое желание этим заниматься, они точно знали, чего хотят, и у них это получилось.

– Вы готовы к тому, что государство будет регулировать не только ваши отношения с сетью, но и, например, ваши технологии производства и в конечном итоге себестоимость?

– Мы готовы ко всему. Текущая рентабельность у предприятия в отрасли, если только оно не работает вчерную, сейчас колеблется от пяти до минуса, выше пяти не поднимается. Деньги перераспределились, не отрасль стала низкоконкурентной, наоборот, тут сейчас у нас довольно жарко. Но государство позволило эти деньги вынуть у всей этой вертикали от розницы вниз. Эти деньги вынуты не только у нас, а в том числе и у растениеводства с животноводством. Деньги вымылись из оборота, а пополнять нечем. У меня много знакомых и даже друзей среди представителей ритейла, я с уважением отношусь к ним и к их интересам, но порядок должен быть, от этого все выиграют.

Еще одна проблема в том, что производители эти бонусы и различные выплаты по закону не могут отнести на себестоимость и приходится делать это из чистой прибыли. Это очень тяжело, в итоге нет средств на развитие производства и сельского хозяйства. На это переработчики обращают внимание правительства и просят помочь.

– Вы хотите, чтобы в законе был обозначен предельный объем наценки или бонусов?

– Нет, наценку продавцы могут делать любую – это их право. Конкуренция должна быть и между производителями, и между продавцами – это рынок. Никто не просит каких-то суперусловий. Мы просто просим, чтобы рынок был отрегулирован. У нас есть идеи и предложения, мы хотим иметь возможность принимать участие в подготовке законов. Не только я. И молочники хотят, и все производители. На таких американских горках рынок жить не может. Задача государства – следить за тем, чтобы рентабельность у участников рынка, особенно рынка продуктов питания, распределялась равномерно, с сохранением интересов всех игроков: и сетевых операторов, и производителей готового продукта, и животноводов, и растениеводов. Рынок нуждается в государственном регулировании и долгосрочном планировании. Это приоритет государства. У меня нет такого ресурса – я не могу просто с ровного места кидать идеи «отмените НДС, добавьте то, уберите это». У нас в стране нельзя делать резких и необдуманных движений, это неправильно. Нужно очень глубоко изучать вопросы, чтобы не делать ошибок. Я готов принимать участие, вносить предложения, но я не специалист во всех вопросах. Я буду участвовать в рабочей группе, я представляю в «Деловой России» интересы переработчиков и сельхозпроизводителей и должен с удовольствием отметить, что желание у правительства сделать все возможное для улучшения ситуации есть. Очень много наших предложений уже было рассмотрено и по некоторым были приняты правильные, эффективные, на мой взгляд, решения. Главное – не останавливаться и продолжать хорошо и честно выполнять свою работу, каждый должен понять, что благополучие в стране зависит не только от правительства, но и конкретно от каждого гражданина.

– Сколько у вас в переработке собственного сырья, сколько вы закупаете?

– 30% своего, 70% закупаем.

– Вы отказались от совместного проекта с бразильскими партнерами по производству говядины в России?

– Все закрыли, нет средств ни у них, ни у нас, но мы остаемся в дружеских отношениях, и не сказать, что мы все окончательно закрыли. Появится возможность – сразу же вернемся к работе над этим проектом.

– Как на вашем бизнесе отразится сокращение квот на импорт мяса птицы и свинины?

– Для меня результат будет только один: вырастут цены. У нас сегодня цена уже выше, чем в Европе. Не оттого, что рынок вырос, а оттого, что спекулятивные настроения преобладают. Уже понятно, что одними квотами животноводство в России не поддержишь. Проблема тут в другом. Государство ждало от нас, что мы поддержим животноводов, мы им и помогали, как могли. Но нам-то никто не помогает, у нас деньги забирают – и все. Но сейчас у нас нет денег на НИОКР, нет денег на животноводство. Мы реальный сектор экономики. Реальный сектор, где работает большое количество сотрудников и который производит пищу. Несовершенный механизм квотирования привел к тому, что компании, которые долгое время благодаря этому механизму зарабатывали на импорте, получали сверхприбыли и ничего не делали для развития животноводства, лишь последние два года всего несколько компаний-импортеров обратилось к проблемам сельского хозяйства напрямую, но коренным образом это ситуацию не изменило. Да и сложное это дело – свиней выращивать, на продаже зарабатывать проще, имея привилегированное положение. Более того, далеко не у всех это получается. Иметь офис в 20 человек максимум при огромных оборотах и заниматься реальным производством, на котором не одна тысяча людей работает, где сотни единиц оборудования, где технологии очень важны, – это немного разные вещи. У импортеров тоже жизнь непростая, хватает и там подводных камней. Их работа – это не сплошной сахар, но она по сути другая, отличная от производства.

Я просто за порядок и честный рынок. Если правительство решит сохранить режим квотирования на следующий период, то переработчики обязательно должны получить квоты.

Механизм может быть следующим: 30% от всего объема получают импортеры и распределяют по историческому принципу между собой, 30% должны получить производители соразмерно официальным объемам производства продукции, а остальные 30% можно выставить на рынок и провести аукцион. Это примерное предложение, но производители должны иметь возможность покупать то сырье, которое считают лучшим для производства, а не то, которое импортер счел самым выгодным в данный момент для себя. Импортеры тоже важны для рынка, у них на складах существует значительный объем мяса, они могут предоставить отсрочки платежей производителям, но, повторюсь, должна быть возможность выбора.

Возможно, вообще следует оказаться от режима квотирования и отрегулировать все таможенными пошлинами, кто хочет, тот пусть и занимается импортом, если есть силы и возможности. Надеюсь, что и тут будут позитивные сдвиги.

– Вы лично готовы к тому, что государство будет ваш бизнес регулировать каждый день?

– Нашу отрасль и так государственные органы достаточно жестко регулируют. Над нами очень много контролирующих органов. Я считаю, что половину из них можно было бы ликвидировать за неэффективностью или ненадобностью. Некоторые государственные органы на сегодняшний день не в состоянии даже регламенты работы себе грамотно прописать: бизнес это делает за них, в том числе консалтинговые компании – они производят огромное количество регламентов и помогают работать государственным организациям. Все с ног на уши. Надо отделить мух от котлет и жестко контролировать. Ты реальный? Вот тебе деньги на выгодных условиях, но мы тебя будем просвечивать под рентгеном каждый год. Ради бога. Если бизнесмен нормальный, социально ответственный, то чего ему бояться? У нас в стране достаточно таких людей, я уверен.

– Изменились ли в последние месяцы, когда стал очевиден кризис, условия работы с сетями?

– Естественно, они не улучшились. Я понимаю, что в этот сложный период и сети оказались в непростой ситуации. Быстрый рост требовал большого количества средств, у них много кредитных обязательств – естественно, они пытаются найти выход из этого положения. Дело в том, что по существующим договорам отсрочка платежа уже составляет от 40 до 60 дней, и это за продукты, у большинства которых срок хранения – от недели до одного месяца. Так и эти договоренности не всегда и не всеми исполняться стали. А производителям где денег взять дополнительных? Кредиты сейчас получить непросто, кредит стоит денег, и совсем не малых – и это снова упало бы на себестоимость продукции, в конечном счете на финальную цену для потребителей. И мы, и ритейлеры нацелены на одно – удовлетворять конечного потребителя, предоставить лучший продукт по лучшей цене. Мы должны улучшать продукт, давать эксклюзивные предложения, преференции, заниматься продвижением товара, нас об этом не нужно просить, мы и так этим занимаемся. Если уйдет из одной конкретной сети крупный производитель, никто в этой ситуации не выиграет. Снизятся продажи у производителя, но и резко упадет выручка у магазинов, а терять деньги на ровном месте, тем более в нынешнее время, глупо для всех. Суть и смысл в том, что ужесточение условий для поставщиков не ведет к главному – к снижению стоимости продукта, поскольку у производителей при всем их огромном желании уже нет никакой подушки безопасности, которой можно пожертвовать, ресурсы исчерпаны, и все напрямую отражается на ценах.

– Например, на рубль дорожает входящее сырье. На сколько растет цена на конечный продукт в среднем?

– Тоже на рубль. Но мы всегда делаем это с опозданием в 3–4 месяца. Мы 1–2 месяца согласовываем с ритейлом поднятие цены, теряя деньги. Потом месяц ждем контракта – снова теряем деньги. И потом еще два месяца ждем от сети, пока нам придут реальные деньги. То есть мы получаем деньги через 4–5 месяцев. А ведь есть еще инфляция за это время. У сетей система другая: они работают на проценте наценки, но 10% от 100 руб. и 10% от 200 руб. – это разница вдвое. А у нас рост себестоимости не в процентах, а в рублях. Некоторые сети, понимая ситуацию сейчас – что могут остаться без продукции, с пустыми полками, что уже начало происходить, – стали платить быстрее и немного смягчили свою политику в отношениях с поставщиками. Это очень правильно, поскольку многие предприятия находились на грани. У меня нет желания остаться одному на рынке, я за конкуренцию.

– 11 ноября у вас была оферта по облигациям. Сколько инвесторы предъявили к погашению?

– Принесли все, кроме 358 000 руб. – две компании пропустили срок и теперь получат доходность по году 0,1%. Возможно, в суматохе забыли или просто проспали. Но из 746 млн руб. предъявленных это, конечно, небольшая сумма. У нас сложились хорошие отношения с банком Unicredit, они нас прокредитовали и поддержали, за что мы им благодарны. Очень профессиональная команда там работает, специалисты прекрасно разбираются и понимают реальный сектор экономики.

Мы подкорректировали стратегию, сократили расходы, и, думаю, следующий год будет напряженным, но неплохим.

– Каковы условия кредита Unicredit?

– Это частично бланковый кредит сроком на 5 лет. По хорошей для нас ставке.

– Что вы вкладываете в определение «неплохой» в нынешней ситуации?

– Снижение покупательской активности мы уже наблюдаем, есть снижение в продажах – это факт. Негатива на рынке, безусловно, очень много. Позитив в том, что компании начнут очень эффективно работать. Кому-то придется с рынка уходить – это факт. Никто не занимается развитием– с этой точки зрения ничего хорошего. Меня радует, что мы, во-первых, работаем в реальном секторе, а во-вторых, в продуктовом. Хотят люди или нет – они ели и будут есть, наша задача – обеспечить их достойными и качественными продуктами.

– В отчете компании за II квартал сказано, что вы планируете заняться производством convenience food. Что это будут за продукты?

– Этот проект мы не заморозили, поскольку он был практически завершен и осталось сделать совсем немного. Это полуфабрикаты свежие и замороженные – пельмени, вареники и т. д. Сейчас это не потребует больших инвестиций, и завершим мы этот проект быстро, у нас хорошая команда, очень креативная и эффективная. Планируем расширить линейку своих продуктов вниз – пойдем в более дешевый сегмент. Это в том числе влияние кризиса, но наша стратегия и до кризиса предполагала, что под торговой маркой «Дмитровский» мы будем производить продукцию в среднем ценовом сегменте.

– Каково сейчас поголовье скота в ваших хозяйствах?

– Мощность его – около 40 000 голов в год. Планировали больше. И имели бы больше, но нет ресурсов на дальнейшее развитие, а деньги в животноводстве нужны длинные, просто срок окупаемости большой.

Я думаю, сейчас правительство еще более пристальное внимание будет уделять проблемам сельского хозяйства и больше помощи будет фермерам.

– В одном интервью вы говорили, что хотите сделать «Дымов» национальным брендом в мясопереработке. Все ваши коллеги по мясопереработке говорят, что российский потребитель очень лоялен региональным брендам. Нет ли тут противоречия?

– Все верно. Завод во Владивостоке, который принадлежит моим друзьям, и заводы в Красноярске и Новосибирске выпускают продукцию под маркой «Дымов» по лицензионному соглашению. Поэтому мы есть самый родной и местный производитель в этих регионах. У нас есть желание развивать производственные площадки в других крупных городах.

Стратегия регионального развития сохранилась, и, как только времена изменятся – а они изменятся, никуда они не денутся, – мы эту стратегию реализуем.

– Вы говорите, что государство недостаточно регулирует вашу отрасль. Может, у вас недостаточно мощные лоббистские организации?

– Не нашу отрасль, а взаимоотношения между участниками рынка. У нас в секторе есть конкретная проблема с отстаиванием своих интересов. Мы на днях с [президентом Мясного союза] Мушегом Мамиконяном как раз говорили, что у нас есть ряд отраслевых тем, на которые мы обязаны обращать внимание государства и общества. Это никакой не сговор – вопросы на уровне законодательства. Мясной союз, объединяющий переработчиков, – один из самых старых, но на каком-то этапе он утратил свою значимость, потому что участники были заняты собственным выживанием, были разобщены и действовали порознь. Сейчас необходимость в его объединении увеличивается. Я готов к тому, чтобы хотя бы просто прописать для отрасли нормативы. И насколько я знаю, многие руководители предприятий к этому готовы. Плюс мы готовы помогать государству разрабатывать нормативы, техрегламенты. У нас накоплен богатый опыт, мы готовы им делиться, делегировать своих представителей – в тесном контакте мы выстроим хорошую систему управления отраслью.

– На рынке пива или, допустим, переработки молока рынок контролируют 3–5 игроков. На рынке мяса, наоборот, ни один игрок не контролирует даже 10% рынка. Вам это мешает или помогает?

– Это очень хорошо. Это означает, что отрасль высококонкурентная, и я ничего плохого в этом не вижу. Думаю, что консолидация перерабатывающих предприятий будет...

– ...и вы сольетесь с «Черкизово»?

– Нет. Было такое предложение, но мы отказались – чтобы был синергетический эффект, компании должны говорить на одном языке. Мы немного разные компании, хотя я ничего не исключаю в будущем.

– Вы для себя вообще рассматриваете возможность продать этот бизнес?

– Я могу продать все, что угодно, кроме совести, души и Родины, все зависит от суммы. За одни деньги я не готов продавать, за другие я готов подумать. От продажи эффекты тоже разные могут быть: можно продать [долю] портфельному инвестору, можно стратегу, можно провести IPO. В кого в нашей отрасли сейчас можно вкладывать? Мало у кого прописаны стратегия и четкое видение развития компании.

– То есть вы не продаете долю Baring Vostok?

– Нет, эту информацию разместили ваши не совсем профессиональные коллеги-журналисты в погоне за жареными новостями. У меня нет желания или цели продать компанию, но, если есть интересные предложения, я их с удовольствием рассмотрю – с точки зрения развития этой компании. Она не моя игрушка, она мое детище, и я за нее в ответе. Даже если бы и вошел какой-нибудь фонд – они же входят, чтобы имидж улучшать, а нам это зачем? У нас и так с имиджем все в порядке.

– В вашей стратегии определен срок, когда без дополнительных денег инвесторов вы не сможете развиваться так же активно?

– Нет, мы здоровая компания, которая может стабильно развиваться. У меня другой подход. Я мечтал бы иметь хорошего партнера. Мне хотелось бы, чтобы это была мощная компания. Стратегический партнер, с кем я мог бы удвоить или утроить нашу компанию, мне гораздо интереснее. В партнерстве с крупной международной компанией я бы видел синергетический эффект. С таким партнером я готов на разные условия для развития компании. В доле я ужмусь, но в деньгах выиграю.

– Вы разделили бизнес с Трушем. Остальные акционеры не планируют выходить из бизнеса?

– Нет. Их тут всего два основных помимо меня.

– Раньше вы говорили, что компания готовится стать публичной в 2009–2010 гг. Вы считали, что дальше будет сложно развиваться за счет долга?

– Нет. Это значит, что компания налагает на себя епитимью быть чистой и прозрачной, входит в мировой рынок, становится гордостью отечественной экономики. При наличии продуманной стратегии на рынке и стабильной ситуации я всегда был за этот вариант развития. Это самый рискованный, но и самый мощный вариант развития.

– У сотрудников компании есть опционы?

– Мы давно разрабатывали опционную программу. За последние пять лет у нас появилось три новых акционера: Алексей Сошников, Елена Шелкопляс и Кирилл Кульбаба – это топ-менеджеры, которые уже реализовали опционы. Я не жадный, я готов делиться, лишь бы они хорошо работали. Еще несколько человек могут получить акции в ближайшее время. Они покупают акции за номинальную стоимость плюс определенный процент, ниже реальной стоимости. Я готов дать возможность каждому из них разделить бремя владения компанией. Я готов размывать свою долю до 51%. У меня нет бзика о тотальном владении, я бизнесмен, мне кажется, что это помогает. Я люблю работать с людьми, с командой. Я не Коробочка, я готов делиться успехом.

– Во сколько вы оцениваете компанию?

– До корректировки на кризис разные инвестбанки и консалтинговые компании оценивали ее в $400–500 млн. Если бы мы реализовали запланированную стратегию по объединению всех активов, я думаю, что по оборотам мы были бы близки к «Черкизово» и смогли бы приблизиться к $1 млрд. Можно было добавить много новых активов, получить сколько угодно средств через облигации, но мы поменяли планы вслед за ситуацией.

– Вы активно управляете компанией?

– Управляет менеджмент. Я корректирую стратегию развития и раз в неделю встречаюсь с ними, и мы общаемся по поводу текущего положения дел, корректируем планы. Если того требует ситуация, то я могу погрузиться в какую-либо проблему и помочь ее решить. Опыт никому еще не вредил, а помимо него у меня еще и чутье, я как третьим глазом вижу корень проблемы.

– Зачем вам сотрудничество с «Единой Россией» и членство в «Деловой России»?

– Это моя осознанная гражданская позиция. Это и по-человечески мне приятно, и отрасли поможет, я уверен.

– Не планируете вступать в «Единую Россию»?

– «Единая Россия» – единственная партия, которая в состоянии что-то менять. Если мне предложат – вступлю с гордостью, для меня это будет вдвойне торжественно, у меня нет политических амбиций, но я активный член общества, неравнодушный человек и не бессовестный. Я могу и хочу что-то сделать и поменять жизнь к лучшему. Я переживаю все те события, которые происходят в обществе, я горю, не могу смотреть, как одни чиновники работают на благо страны (причем реально работают без выходных и праздников, я знаю таких людей), а другие больше щелкают языком, чем приносят пользы.

– Вас кошмарят?

– Меня не кошмарят. Кошмарят слабых и тех, кто сам нечист на руку. Если ты уверен в своей правоте и совесть у тебя чиста, то ты и до премьер-министра с президентом дойдешь со своими проблемами. Сейчас уже никого не кошмарят просто так, просто есть заказухи и люди, которые нечисты на руку, занимаются рейдерством и т. п. Именно поэтому это, на мой взгляд, вызывает такую озабоченность у правительства и президента. Это реальная проблема. И хорошо, что государство на нее своевременно обратило внимание. Я подписал соглашение с «Единой Россией» как представитель отрасли, не стремлюсь в политику – если я пользу буду приносить, я готов, но для меня очень важно личное ощущение, что приношу пользу. Я не хочу фальшивить. Я хочу, чтобы люди сказали: «Он честный парень, мы в нем уверены».

– А «Деловая Россия» для вас инструмент лоббирования интересов отрасли? Или есть еще какие-нибудь цели?

– Это очень хороший бизнес-клуб, там замечательные грамотные ребята, хорошая атмосфера. Мы думаем, конечно, обсуждаем, как защитить интересы бизнеса, но постольку поскольку. Это больше общественная работа. Мы обсуждаем разные проблемы, у меня там появилось очень много хороших друзей, в том числе руководители крупных сетевых компаний – про многих из них, если бы не «Деловая Россия», я бы даже не узнал, что есть такие замечательные люди, с которыми приятно общаться и дружить.

– Какие еще бизнесы у вас есть кроме мясного, магазинов, ресторанов и керамики?

– Я не участвую в них, просто являюсь акционером. Кирпичный завод (Павлово-Посадский керамический завод. – «Ведомости») – лучший, по моему мнению, в России, я продал большую часть своей доли около года назад, сейчас у меня там очень небольшая доля. Ничего такого крупного вроде больше нет.

– А «Республика» и рестораны – это бизнес или проекты для души?

– Это бизнес. Поймите, я бизнесмен реальный. Это конкретный бизнес. Аркадий Новиков – бизнесмен? И я бизнесмен. Это была его идея – сделать ресторанный проект. Он меня привел в этот бизнес, без Аркаши я в него не пошел бы, у нас с ним абсолютное взаимопонимание, а главное – доверие.

– Рестораны приносят прибыль? Вы планируете развивать этот проект?

– К нам обращались ребята из регионов, которые хотели построить по франчайзингу или просто развивать проект. Но мы подумали, что надо сначала качественно здесь его сделать, отшлифовать, чтобы все было качественно. Всеобщее увлечение сетевизмом мне не импонирует. Сейчас, в кризис, проект приобрел новое звучание: цены у нас ниже, чем в остальных подобных заведениях, а по качеству и кухне он на достаточно высоком уровне. Цены там всегда были демократичные, и это была мекка менеджеров. Плюс [из ресторана на Софийской набережной] прекрасный вид на Кремль, там очень много молодых менеджеров собирается, я очень часто там наблюдаю, что совещания какие-то проходят, обсуждения. Это очень позитивно – из офиса иногда выбираться и менять обстановку для общения.

– Кто владеет ресторанами?

– Проект принадлежит нашей общей компании «Дымов № 1», в которой 50% – у Аркадия, 50% – у меня. Есть еще несколько участников, с которыми мы на партнерских началах занимаемся конкретными площадками.

– Кризис влияет на ресторанный бизнес? Может, люди реже ходить стали?

– Наоборот. Перестали ходить в гламурные рестораны и излишне пафосные заведения. Наши рестораны – это типичные рестораны, которые обычно наполняют любой европейский город. Это обыкновенные рестораны, которые были и будут всегда, еще 100 лет работать будут. Я сам раза два в неделю в «Дымов № 1» бываю стабильно. У меня там скидка хорошая.

– Сколько вы вложили в ресторанный проект?

– Я уже точно не помню. У нас всего три ресторана. В каждый вложили около $1 млн – абсолютно средняя цена открытия ресторана в Москве. Мы строили городской ресторан на каждый божий день.

– Ваш книжный бизнес по-прежнему состоит из двух частей – магазинов «Республика» и книжного издательства?

– У меня нет книгоиздания. Есть издательство «Третья смена», это целиком мой проект. Мы издали четыре книжки, я понял, что для меня это довольно скучное занятие, которое требует много времени. Будет интересная книга – издадим. Это отдельный бизнес, он требует специальных профессиональных знаний, нужно очень много читать, мониторить ситуацию в мире, знать авторов. Набирать команду и заниматься этим я не хочу – на рынке есть большое количество издательств, которые делают это профессионально, а делать хуже я не умею. Нужно либо быть лучше всех, либо не делать вообще ничего. Я решил, что лучше буду издавать в год по книжке, получать удовольствие, но при этом это для нас абсолютно не бизнес-проект.

– Как развивается «Республика»?

– Корректируем планы. Я развиваю все очень спокойно: сначала – качество, потом – количество. У нас семь магазинов, будет восемь, все магазины в Москве, с регионами пока подождем. Это безрисковый проект, заемных средств минимум, он сам себя окупает и зарабатывает деньги. Это хороший, но очень сложный бизнес, потому что требует много эмоций.

– Ваши отношения как ритейлера с поставщиками в книжном бизнесе похожи на ваши отношения как поставщика с сетями в мясном?

– Земля и небо. Мы их просим, уговариваем хоть чуть-чуть заниматься продвижением своих книг. Продуктовый ритейл гораздо более развит. 30% иностранных книг мы привозим из Европы – подписываем сами напрямую контракты с европейскими издательствами.

– Больше никаким бизнесом не хотите заняться?

– Пока займусь тем, что есть. Работы достаточно. А дальше видно будет. Я сам не знаю, какая идея меня завтра посетит.

– Во сколько вы оцениваете свое состояние?

– Не считал никогда, мне это неважно. Мне жутко интересно, конечно, но пусть это делает журнал «Финанс» или кто там это оценивает – для этого нужно проводить оценки, а это очень сложно. Просто узнать, сколько у тебя денег? Мне это пока не надо. Я не хочу обогащаться любой ценой. Я за искусные методы, продуманные решения, но я за ценности и принципы. Я стараюсь жить по принципу «Всегда и во всем стремитесь добиться одновременно полезного для других и приятного для себя».

– Какие факторы будут определяющими для рынка мяса в ближайшее время?

– Квотирование или таможенное регулирование. Государство должно сделать эту систему более эффективной, чтобы оно работало и на переработчиков, и на животноводов. Лихорадка на этом рынке не на руку никому. Мы не хотим, чтобы росла цена на мясо путем спекуляций – это невыгодно переработчикам, продавцам и в конце концов покупателям.

– Какая еще помощь государства требуется?

– Я хотел бы предложить ряд вопросов к рассмотрению, решение которых, по моему мнению, позитивно повлияет на развитие промышленности в стране.

Очень нужны поправки к Налоговому кодексу, касающиеся увеличения суммы процентов по долговым обязательствам, включаемой в расходы по налогу на прибыль. Ставки по кредитам сейчас достигают 24% годовых, а норматив – 13,2%.

Возможно, возобновить практику налоговых льгот для компаний, инвестирующих средства в развитие производства, создание рабочих мест в регионе, куда пойдут налоговые отчисления на заработную плату и прибыль. Тем самым государство окажет серьезную поддержку отечественному бизнесу, стремящемуся не к выводу капитала, а к развитию России.

Требуется упростить процедуру ввоза сырья и контроля ветеринарных служб. Сейчас процедура просто адская. Мы постоянно привозим огромное количество документов, которые никому не нужны. Проблема в неэффективности системы администрирования. Мы должны просто сесть и упростить многие процедуры, сохранив при этом качество контроля, это реально сделать.

Временная отмена пошлин на все высокотехнологичное оборудование, которое у нас в стране не производится, может послужить хорошим толчком для развития нужных отраслей.

Мы должны быть эффективными, чтобы противостоять мировым коллапсам. У нас для этого есть все возможности, просто всем нужно хорошо делать свое дело.

Спа на гончарном круге

В 2003 г. Дымов купил полуразрушенное здание в Суздале и открыл там гончарную мастерскую. Сейчас там работают 30 человек. Мастерская производит сувенирную керамическую плитку, изразцы и посуду. По словам Дымова, проект не задумывался для заработка («хотелось промыслы возродить российские, рабочие места хоть немного, но создать»), но мастерская неожиданно начала окупать себя. Он и сам любит отдохнуть над гончарным кругом. «Это своего рода спа-процедуры, только помимо рук еще и голова откисает, освежается. Есть что-то мистическое в движении гончарного круга и создании новых вещей из бесформенной глины», – рассказывает Дымов. «В идеале [можно] сделать там город мастеров, где не только гончары, но и ткачихи, плотники, кузнецы, и всему этому можно научиться. История ратных подвигов... – мечтает Дымов. – Но всему свое время, появится возможность – буду понемногу развивать». А вообще предприниматель с удовольствием отдал бы этот проект государству: «У него больше ресурсов, чтобы это поддерживать, туда могли бы отправлять детей, туристов».