Леонид Федун совладелец «Лукойла»: «Нет покупателей и адекватной цены», - Леонид Федун совладелец «Лукойла», ИФД «Капитал», ФК «Спартак-Москва»

Кризис не стал неожиданностью для Леонида Федуна, но его масштабы «превзошли все ожидания». О том, как будет меняет кризис работу компаний, совладельцем которых он является, Федун рассказал «Ведомостям».

–Нынешний финансовый кризис – насколько он был предсказуем?

– Он был ожидаем. Но, как всегда, все ожидания были превзойдены.

– Что его отличает от всех остальных кризисов?

– Он впервые порожден страной, которая считалась самой устойчивой – Америкой. Страна, которая долгое время выступала в роли квазицентрального банка для остального мира, с этой ролью не справилась. Фактически она наступила на те же грабли, что и Советский Союз в конце 80-х. Когда гигантские военные и социальные расходы не были поддержаны соответствующим потоком доходов от промышленности. Фактически США находились в фазе длительной деиндустриализации, когда развивались только финансовый сектор и сектор услуг. Весь мир был кредитором США за счет выпуска все новых и новых обязательств. Плюс безумное количество наличности, которая печаталась и распространилась по всему миру, совершенно не подкрепленная никакими финансовыми показателями. Аудиторские компании проверяли всех, кроме кредиторов. Рейтинговые компании выворачивали наизнанку и заглядывали в каждый шов ваших брюк и носков, но не видели те гигантские бревна, которые торчали в глазах американских компаний. И мы имеем то, что имеем.

– Вы говорите, кризис был ожидаем. Но летом, когда цены на нефть зашкаливали, не было никаких криков со стороны банков, большинство прогнозировали, что нефть и дальше будет дорожать. В «Капитале» и «Лукойле» готовились к обвалу?

– Да. И президент компании [Вагит Алекперов] говорил о том, что сложилась ненормальная ценовая конъюнктура, и мы это знали. Я понимал и своих ребят инструктировал. Не может, условно говоря, бутылка вина, даже самого роскошного, стоить $20 000 – это ненормально. Инфляция, зажатая внизу, та, которая меряется на уровне супермаркетов, вдруг, как пирамида, выплескивается вверх 100%-ным ростом каждый год. Это говорит о том, что экономику лихорадит. И когда цена той же нефти взлетает буквально ни с того ни сего на 100% в течение одного года, это говорит о том, что коллапс должен произойти. Но то, что он произойдет такой сильный, такой всеобъемлющий, захватит практически все, почти никто не ожидал.

– Насколько вы ошиблись в цифрах?

– Я считал, что акции «Лукойла» упадут условно до $50 (весной котировки доходили до $111 за бумагу, сейчас – около $30. – «Ведомости»). А нефть уйдет примерно до уровня $70–80, но уж ниже она опуститься не должна по той простой причине, что не будет воспроизводства. Но она ушла ниже. Кризис оказался гораздо более фундаментальным, более мощным. Это главная проблема.

– Когда стабилизируются цены на нефть, как думаете?

– Пока шла общемировая накачка денег, надулись сразу несколько гигантских пузырей, в том числе нефтяной. Объем трейдинговых операций в десятки раз превосходил объем торговли наличной нефтью. Фактически сформировался этакий МММ, когда друг другу продают фантики. Если хотя бы десятую часть их попробовать обналичить в один момент, цена на нефть взлетит, я думаю, до небес. Сейчас происходит сжатие денежной массы. Она сжалась уже по крайней мере на $3 трлн. Сожмется еще триллиона на два. И только тогда наступит равновесие между реальной экономикой и обслуживающей ее денежной массой.

– Как долго, по-вашему, мир будет выходить из кризиса?

– Здесь очень много факторов. Пока видно, что выход из кризиса будет очень длительным и мучительным – минимум три года. Минимум. Скорее всего, дно мы нащупаем в следующем году. Еще остался гигантский внутренний долг США – называют цифру около $55 трлн, включая социальные обязательства. Если бы США были обычной страной, ее бы давно уже сделали банкротом. Она бы давно девальвировала собственную валюту и привела бы внутренний долг в соответствие со своими экономическими реалиями. А как девальвировать доллар? По отношению к чему?

– Как вы оцениваете антикризисные меры, которые предпринимаются правительствами разных стран?

– Все страны мира делают то, чего никогда не делали. Консолидированная политика. Идет спасение финансовых институтов – не дают им обанкротится. Спасают всех – ну, кроме показательной порки одного банка. Наше правительство очень оперативно предложило широчайший спектр услуг, который опять-таки снял напряжение. То есть они попали в разгул стихии. Но можно ждать, когда ураган снесет твое жилище, а можно укреплять дом, рыть убежище и в нем отсиживаться. Что сейчас и происходит.

– Но есть другая точка зрения: что та поддержка, те вливания, которые сейчас делаются, – это просто откладывание проблемы на потом...

– Нет, ну конечно можно создать революцию и третью мировую войну. Мировая война тоже как бы оздоровит – из 10 млрд населения останется 3 млрд. Если вообще кто-то останется. Нет, с этим шутить нельзя. Поэтому, на мой взгляд, то, что делается, делается правильно. И в высшей степени решительно. И слава Богу, что мы живем в глобальную эпоху, когда все совместные шаги делаются вместе.

– То есть глобализация – это хорошо?

– В данном случае – да. Вот финансовый кризис 1929 г. – он был порожден глобальными причинами и имел глобальное влияние. В том числе отголоском был всем известный голодомор, который прошел по всей России. Но каждый с ним боролся сам по себе. А этот кризис характерен тем, что мы видим совместные усилия всех стран. Видим то, что они стабилизируют ситуацию, – и в этом преимущество.

– Как именно ваши компании готовились к будущему коллапсу?

– Первое, чем мы занялись в «Лукойле», – отранжировали все инвестиционные проекты. Была сделана фундаментальная вещь – разведена так называемая базовая добыча нефти и каждая тонна, которая добавляется сверху и рассматривается как отдельный инвестпроект. Все это дало нам определенную гибкость – мы очень легко можем перестраивать свой бюджет, жить и при цене нефти $105 за баррель, и при $45 без социальных потрясений. Кроме того, «Лукойл» старался избегать серьезных финансовых заимствований и ушел от соблазна покупать активы, которые нам предлагали очень дорого.

– А какие активы?

– Начиная от компаний в Канаде, которые занимаются производством нефти из песков. И целый ряд других, просто не хочу о них говорить. Главное, мы все понимали, что рынок перегрет, поэтому старались таких сделок не совершать. И пошли только на одну крупную покупку – завода на Сицилии (49% в комплексе ISAB. – «Ведомости»), считая, что он – даже если все НПЗ будут разоряться – закроется последним. В силу своего уникального технологического и рыночного расположения.

– У «Капитала» были такие удачные решения – не вкладываться во что-то?

– Было категорическое решение не инвестировать ни в какие девелоперские проекты. Есть какой-то минимальный объем операций для наших клиентов. Но для себя мы знали, что будет кризис, который будет очень болезнен для всех участников этих проектов. Кроме того, весной мы остановили инвестиции в крупный проект, связанный с цветной металлургией. Какой именно, не могу сказать – вопрос деловой этики. Но инвестиции там были свыше $1 млрд. Много спорили. И хотя очень хотелось, мы этот проект остановили.

– Российский проект?

– Российский.

– А неудачные решения были?

– Конечно. Как и у всех. Но всегда говорят о достоинствах. О неудачах говорить неудобно.

– Вы недавно сказали, что мечтаете довести долю в «Лукойле» до 10%, насколько близки сейчас к цели?

– Сейчас у меня чуть больше 9%.

– А 10% – предел или дальше будете увеличивать?

– Жизнь подскажет.

– Были ли заложены ваши акции, не сталкивались с margin calls?

– Нет, моих личных бумаг в залоге нет. Я знал, что это [margin calls] будет, поэтому не брал кредитов.

– Вы никогда не считали, сколько всего потратили на акции «Лукойла»?

– Много. Но самые удачные покупки были в 1998-м г., когда я тоже знал, что будет кризис. Удалось собрать $100 млн или $200 млн – тогда это было очень много, поскольку акции упали до $2. Сейчас докупил где-то по $50 – ждал-ждал, что это будет дно. Но оказалось, оно гораздо ниже.

– Каковы инвестпланы на 2009 г.? Все, что известно, три сценария по ценам на нефть: $80, $65 и $45. И, соответственно, три сценария по капвложениям – от $9 млрд до $4–5 млрд. Какие проекты точно будут выполнены, а какие могут быть исключены или перенесены?

– Приоритетными являются проекты, связанные с новой добычей. Мы запустили Хыльчую (Южно-Хыльчуюское месторождение в НАО, запущено в августе. – «Ведомости»). И в следующем году оно даст такой прирост, что мы будем в плюсе по общей добыче. В следующем году мы запускаем месторождение им. Корчагина – это приоритетный проект, и в целом программа Каспия не меняется. Мы будем двигать все наши зарубежные проекты, поскольку по ним есть обязательства. А из тех, что могут быть приостановлены, это прежде всего проекты с высокой себестоимостью добычи. В основном это в Западной Сибири. Вот там возможны вариации: чтобы поддерживать добычу, требуется все больше бурения, а оно постоянно дорожает. Поставщики и подрядчики все еще ориентируются на цену $100 плюс, а она уже меньше $50. И в этом главная проблема.

– Какие прогнозы по прибыли и добыче при разных сценариях?

– В любом случае на следующий год у нас будет рост добычи, поскольку месторождения запущены. Сокращение инвестиций скажется на добыче только начиная с середины 2010 г. То есть то, что мы сегодня не пробурим, не подготовим, не запустим, скажется только через год-два.

– А в 2010 г. что будет с добычей?

– Если будет один из негативных сценариев, добыча сократится примерно до уровня 2008 г. Но я надеюсь, что все-таки мы найдем общий язык с ОПЕК и цена нефти будет выше ожидаемой.

– А по прибыльности на 2009 г. можно назвать прогноз?

– Не имею права публично давать такие прогнозы в соответствии с требованиями Лондонской фондовой биржи.

– По поводу заявки «Лукойла» в ВЭБ на $1,8 млрд очень противоречивые данные – вы обращались в госкорпорацию или нет?

– Не комментирую.

– Переговоры с западными банками о кредитах для второго транша по сицилийской сделке и турецкой сети Akpet уже ведете?

– Мы закрыли проблему на этот год. Сейчас это для нас уже не критично А весной, я надеюсь, разговаривать станет попроще.

– Совет директоров «Лукойла» недавно утвердил сразу десять выпусков биржевых облигаций. Деньги нужны в том числе для новых покупок?

– Они пойдут в основном на наши проекты в России.

– Когда и как их планируется размещать?

– Сейчас есть программа, по которой банки, купившие облигации, могут рефинансировать затраты в ЦБ. Как только она начнет реализовываться, мы очень быстро будем к этому готовы.

– При разных сценариях на 2009 г. есть резерв на новые покупки?

– При ценах $65 и $45 за баррель покупок не будет. При $80 есть позитивный денежный поток около $2 млрд. Вот на них и будем рассчитывать. Но из этих $2 млрд надо будет погашать еще и имеющиеся обязательства.

– Прокомментируйте информацию о том, что «Лукойл» ведет переговоры о покупке акций REPSOL.

– Без комментариев.

– Минприроды давно говорит о планах выставить на конкурс месторождения Титова и Требса, запасы которых оцениваются более чем в 230 млн т. «Лукойл» пойдет на такие торги?

– Это интересный проект. Тем более что мы обладаем всей инфраструктурой для того, чтобы выиграть участок. Но все зависит от условий и позиции правительства.

– «Зарубежнефть» обратилась в правительство с просьбой передать ей 20% в Харьягинском проекте, опцион на эту долю был и у «Лукойла». Вы отказались от него?

– Сам проект, конечно, интересный. Но условия СРП, которые пробила для себя Total (основной участник. – «Ведомости»), не дают никаких прав миноритариям. При такой системе – если ничего не поменяется – он нам не интересен.

– Недавно президент «Лукойла» Вагит Алекперов пообещал, что сокращений штата в компании не будет...

–Не будет.

– Недавно стало известно о планах сократить на 10–12% штат энергопредприятий «Лукойла». Были разговоры (неофициальные) о резких сокращениях в нефтехимическом направлении. Как это сочетается с ранее сделанными заявлениями?

– В энергетике сокращается около сотни человек пенсионного возраста, такая же ситуация в нефтехимии.

– Если не сокращения, то на чем будете экономить?

– Высший менеджмент не получит 13-ю зарплату и бонусы.

– А ограничение на наем новых сотрудников есть в «Лукойле» и «Капитале»?

– У всех сейчас такое решение есть. Если нет развития, зачем нанимать новых сотрудников? Но это не означает, что если кто-то выходит на пенсию, то его место не займет кто-то другой. Закрытие освободившихся ставок пока не рассматривается.

– Какие у «Лукойла» еще есть пути для сокращения издержек?

– Работа с подрядчиками в первую очередь. Мы ожидаем, что примерно на 30% нам удастся сократить эти затраты к уровню 2008 г. Как это удастся, я не могу сказать, поскольку целый ряд затрат мы не можем контролировать, в частности тарифы естественных монополий. Второе – это изменение системы торговли. За счет того, что мы уходим от авансов при поставках потребителям, мы можем примерно $1 млрд получить дополнительных оборотных средств. Третье – сокращение используемых запасов. Мы также очень рассчитываем на ослабление рубля... Это позволит сократить текущие издержки и повысить эффективность экспорта.

– К вопросу о естественных монополиях – много было разговоров о коллективном письме нефтяников в правительство с просьбой заморозить рост их тарифов. Было такое письмо?

– Без комментариев.

– В целом какой уровень тарифов считаете приемлемым?

–Уровень этого года – даже это будет позитивно.

– Достаточно ли в сегодняшних условиях тех мер, которые правительство приняло для облегчения налоговой нагрузки на нефтянку?

– Смотря что правительству нужно. Если рост – как это записано в энергетической стратегии, – то недостаточно. Сейчас отраслью тратится около $50 млрд в год, а чтобы получить рост, надо тратить около $100 млрд. А если нужно поддерживать существующую добычу небольшим ежегодным сокращением, тогда этих мер, может, и хватит.

– Сколько должна стоить нефть, чтобы добыча в мире не падала?

– Если взять октябрьский отчет CERA (Cambridge Energy Research Association. – «Ведомости»), то даже при $60 за баррель выпадает примерно треть мирового производства нефти – новые месторождения в Мексике, США, Бразилии, Анголе. Самую низкую цену может позволить себе Саудовская Аравия – $20. Россия – на действующих месторождениях – примерно $25. Но разработка северных морей рентабельна при цене выше $100. И нельзя забывать, что сегодня падение добычи в основном регионе – Западной Сибири – примерно 6,5–9% в год, и его надо компенсировать. Компенсировать Каспием, Тимано-Печорой, Восточной Сибирью, где безубыточная стоимость разработки в существующей налоговой среде – выше $90 за баррель.

– Вы много говорили, что России стоит координировать добычу с ОПЕК, чтобы влиять на цены. «Лукойл», частная компания, готова снижать добычу по поручению государства?

– Никаких проблем. Государство, которое получает 80% всех нефтяных доходов от экспорта, просто должно нам сказать, что те объемы нефти, которые мы сократим, будут потом освобождены, к примеру, от экспортной пошлины. Условно говоря, вы потеряли 2 млн т, но вы сможете продать те же объемы в следующем году, когда вырастет добыча, и половиной экспортной пошлины компенсировать затраты на восстановление скважины.

– А вы уже общались с чиновниками по этому вопросу?

– Общался. Но я не столь приближен к верхним эшелонам власти, чтобы доносить до них свое мнение. Я могу выступать только как эксперт. Но, думаю, если президент Медведев встречается с главой ОПЕК, это говорит о том, что наши руководители прекрасно понимают, что ситуацию необходимо регулировать.

– Многие эксперты уже не верят, что ОПЕК реально влияет на цену нефти...

– Существует прямая корреляция между действиями ОПЕК и ценой на нефть – с отставанием в два-три месяца. Когда ОПЕК снижает добычу, цены растут. Когда увеличивает – цены падают. Так было вплоть до 2007 г., потом вмешался спекулятивный фактор. Сегодня колебания цены – это только повод для игры спекулянтов. Пока они специально гонят цену вниз, ставят короткие позиции, зарабатывают даже больше, чем на растущем рынке. Но если снять с рынка 3 млн баррелей [суточной добычи], потребители столкнутся с тем, что нефти на рынке не хватает. Цена пойдет вверх. Потому что объективная цена на следующий год – $80.

–И спекулянты не помешают?

– А они тогда будут играть на повышение. Только эти объемы действительно должны уйти с рынка. Поэтому ОПЕК обязательно должна сделать следующий шаг, а Россия должна поддержать его. Другие независимые производители – США, Мексика, Норвегия – находятся в фазе падающей добычи, поэтому тенденция на рынке нефти обязательно должна развернуться в другую сторону.

– Как переживает кризис ИФД «Капиталъ»?

– Все подтянули животы, проводим сокращение наших инвестиционных подразделений, поскольку не стало клиентов. Закрываем позиции. Как и кредиты – практически 80% кредитов закрыты. Но поскольку основные наши кредитные ресурсы были построены на долгосрочной основе, это позволяет нам спокойно смотреть на перспективу в три года.

– Довольны ли вы тем, что позиции банка «Петрокоммерц» в рознице гораздо слабее, чем в корпоративном секторе?

–Это был осознанный выбор. Было предложено три модели развития, одна из них была уход в розницу, вторая – опора на мелкий и средний бизнес, третья – оставить все, как есть. Мы выбрали вторую и оказались правы. Потому что в рознице снял сливки тот, кто заскочил еще в 2006 г. Сейчас розница – это элемент очень большого риска и потерь для этих банков. Когда ситуация успокоится, растает снег, будет понятно, что и кто под снегом находится. И после этого можно будет уже изучать корректировку модели. А тогда решение было принято абсолютно правильное – исходя из того, что было четкое ожидание кризиса в этой сфере.

– В структуре ИФД «Капиталъ» целых четыре подразделения, занимающихся коллективными инвестициями: УК «Капиталъ», УК «Капиталъ ПИФ», управляющая компания банка «Петрокоммерц» и департамент доверительного управления банка и ОФБУ. Не пересекаются они друг с другом?

– Во-первых, на самом деле таких структур три. Есть подразделение, которое занимается управлением внутренних ресурсов «Капитала», – это мои деньги и деньги моего партнера. Она абсолютно отделена, имеет собственный доход, собственные «косты» и проч. Есть структура, которая занимается внешними операциями, – сейчас она реструктурируется в две организации: одна постепенно превратится в пенсионный бутик, вторая будет заниматься всем остальным управлением. Третья структура – собственно банк со всеми своими подразделениями и функциями, как в нормальном коммерческом банке. Никто из них никак не пересекается и никак не конкурирует. У каждого своя ниша, и совет директоров ИФД «Капиталъ» очень жестко это отслеживает.

– А управляющая компания при банке?

–Управляющая компания при банке должна существовать. Есть опасения, что институт ОФБУ (общие фонды банковского управления. – «Ведомости») будет законодательно отменен. А «Петрокоммерц» у нас был лидером в этом направлении. Поэтому, чтобы вкладчики ничего не потеряли, была образована эта компания. Она занимается только работой со своими вкладчиками. Все ОФБУ переведены в эту управляющую компанию.

– Одной из сильных сторон ИФД считается пенсионное направление. Как сегодня складывается ситуация там?

– Пенсионная программа развивается нормально. В год примерно 300 000 человек становятся вкладчиками только НПФ «Лукойл-гарант». И это, кстати, создает те самые длинные деньги, которые так хороши для периода кризиса. Примерно $300 млн каждый год, которые позволяют нам создавать некую стабилизационную систему. Задача сейчас в том, чтобы эти деньги приумножались даже с учетом кризиса.

– То есть вы планируете инвестировать в развитие этого бизнеса даже сейчас?

– Да. Тем более что это не очень большие деньги.

– О продаже пенсионного бизнеса речи не идет?

– Никогда не говори «никогда», как сказал наш президент. Но пока нет. Сегодня никто об этом не говорит. Нет никакого смысла. Что будет через пять лет – жизнь покажет.

– А были желающие купить, кто-то приходил к вам – до кризиса хотя бы?

– Сам НПФ продать нельзя – легально деньги оттуда не вынешь. А реальное вознаграждение управляющих, которое есть, такое маленькое, что не покрывает даже затрат на текущую деятельность. Фонд имеет смысл только тогда, когда набирает активы свыше $1 млрд. Тогда он выходит на самоокупаемость и самофинансирование. Таких фондов в России еще нет. Мы к этому приблизимся только в следующем году. Без такого уровня активов этот бизнес убыточен – только если не заниматься какой-то нелегальной деятельностью.

– Может, какие-то партнеры хотели к вам присоединиться?

– Ну, приходили. Много было зарубежных походов. Но я повторюсь: пока это не имеет смысла, поскольку мы рассматриваем этот бизнес как приоритетный и считаем, что можем создать структуру, которая будет иметь активы в миллиарды, а может, и в несколько десятков миллиардов долларов.

– Кто приходил, не скажете?

– Нет.

– Говорят, братья Хачатуровы интересовались покупкой «Лукойл-гаранта»?

– С Данилом Хачатуровым, вы знаете, у нас была сделка по страховой компании (страховая группа «Капиталъ», о сделке на $500 млн договорились весной, закрыта в августе. – «Ведомости»). Они рассчитались. Я считаю, что все идет хорошо. И мы пока обсуждаем совместные шаги по развитию пенсионного направления. При этом они собираются инвестировать и развивать через «Лукойл-гарант». Насколько кризис остудит их энтузиазм, я сказать не могу.

– Новые инвестиции планируются в том числе путем присоединения других ПФ?

– Сейчас это невозможно, поскольку НПФ существуют в форме некоммерческих организаций с очень странной учредительной структурой. Поэтому на уровне РСПП одно из наших предложений правительству – создать систему, которая позволит делать такие операции. Мы считаем, что оптимальным выходом было бы создание специальных управляющих компаний – администраторов пенсионных фондов, которые выполняли бы все коммерческие функции. При этом сам пенсионный фонд оставался бы в виде некоммерческой структуры. Такие предложения готовятся, отрабатываются с юристами, согласовываются с экспертами Минздравсоцразвития. И я думаю, что в начале следующего года мы их предложим. А после их принятия действительно появится возможность для консолидации. Поскольку 200 НПФ для России – это слишком много. Их должно быть 20–30 максимум.

– Какие еще есть предложения у вашей рабочей группы в РСПП?

– Мы давно говорим: необходимо создать систему государственного страхования пенсионных вкладов. Необходимо увеличить капитал – это средства для ведения основной деятельности, необходимые для пенсионных фондов. Необходимо внести коррективы в их организационно-правовой статус. Создать систему управления, которая позволит при необходимости проводить слияния этих фондов. Поскольку многие фонды живут как будто в виртуальной жизни. Сегодня сложилась довольно странная ситуация.

Если следовать тем нормативам, которые есть, все договоры доверительного управления необходимо разорвать. Поскольку если сейчас провести актуарную оценку, вы увидите, что потеряли все. Все компании. Но крупные – такие, например, как «Лукойл-гарант», «Благосостояние» и «Газфонд» – за счет гигантских денег, которые у них есть в капиталах, смогут компенсировать затраты от текущей деятельности. Их вкладчики не почувствуют кризиса. Что будет с остальными – большой вопрос.

– А вы уже обсуждаете это с чиновниками ?

– Да, все обсуждаем. И в ближайшее время я намерен эти вопросы обсудить с Минздравсоцразвития. А до этого от имени РСПП мы направляли очень много экспертных предложений по созданию системы секьюритизации пенсионных вкладов, которая чрезвычайно важна. Но пока все было хорошо, на нас смотрели как на странных. Сейчас, надеюсь, отношение изменится.

– Как мы поняли, консолидация НПФ предлагается на уровне управляющих компаний?

– Да. При этом один управленец управляет, условно говоря, разными мешками денег. Ну вот как это происходит с ПИФами, например. Только там другая организационная форма. Но вся ответственность, управление, консолидация финансовых потоков и затрат лежит на управляющей компании. В данном случае на администраторе.

– То есть будет перераспределение денег между фондами по решению управленца? В чем суть консолидации?

– Нет, деньги перераспределять нельзя, поскольку это ваш пенсионный вклад. Имеется в виду то, что такие управляющие компании – администраторы должны обладать мощным капиталом, который позволит им в период кризиса – как вот сейчас – закрывать потери. И он не донор при этом. Поскольку деньги тебе даются на 20–30 лет, потери в два-три года системного ущерба не наносят. Дальше, когда начинается подъем рынка, он будет покрывать эти убытки. Управляющая компания должна ориентироваться на срок инвестирования не менее 10 лет.

– Но получается, что капитал будет простаивать, потому что нужны резервы на покрытие возможных убытков?

– Снова хочу сказать, что если рассматривать этот бизнес с перспективой меньше 10 лет, то им не стоит заниматься. Да, предыдущие три года были годами безумной прибыли. Просто часть фондов эти прибыли куда-то дела. А часть накапливала в виде резервов, которыми теперь будет закрывать сегодняшние убытки. Ведь понятно, что вслед за падением через два-три года снова начнется рост – и может быть, даже более стремительный. Тогда все убытки будут закрыты и снова появится прибыль.

– Правильно ли мы поняли вашу предыдущую мысль по консолидации НПФ: все фонды, которые существуют в нашей стране, будут управляться 20 управляющими компаниями?

– Может быть, 30, может быть, 40, но не 250.

– Сегодняшние управленцы – самые крупные – должны в итоге получить под контроль многочисленные НПФ или будут созданы совсем новые администраторы, возможно, при участии государства?

– Во-первых, сегодняшние госкорпорации имеют собственные НПФ. А в целом по консолидации управляющих компаний – пока не могу сказать, как это будет. Сначала нужно разработать правовой механизм. Например, когда в свое время чековые фонды преобразовывались в ПИФы. Примерно такая же схема нужна и сейчас, только с «пенсионной» спецификой. Она должна иметь три уровня гарантий. Первое, это гарантии, которые даются самими управляющими. Второе – гарантии, которые обеспечиваются за счет ИОУД (имущество для обеспечения уставной деятельности. – «Ведомости»). Третье – система госгарантий.

– А «Лукойл-гарант» готов с кем-то объединиться, когда заработает новый правовой механизм, который вы предлагаете?

– Да. Но это скорее будет не объединение, а поглощение, поскольку мы сегодня все-таки третий фонд по размеру капитала и второй по числу вкладчиков. Мы готовы взять под крыло какие-то небольшие фонды. Конечно, после должной проверки. Когда убедимся, что деньги, условно говоря, не разворованы, а актуарная оценка соответствует реалиям и т. д. А в целом кризис показал, что мало принять хороший закон о развитии пенсионного движения, необходимо создать еще и систему ответственности. Чтобы мы не напоролись на тот кризис, который был в банковской сфере в начале 90-х гг. А к сожалению, определенный риск есть.

– В целом в финансовой части продажа никаких активов не рассматривается?

– Конечно, нет. Потому что, во-первых, нет покупателей. Во-вторых – нет адекватной цены. Продавать надо на пике рынка. Да, в 2007 г. продавать надо было, поскольку мы понимали, что рынок перегрет. Сейчас надо ждать пять-шесть лет как минимум.

– Существует ли какая-то оценка по банку «Петрокоммерц» на сегодня?

– А зачем? Банк «Петрокоммерц» развивается и работает с прибылью, обслуживает своих клиентов, и мы очень удовлетворены его работой.

– Как повлиял кризис на инвестиции в спорт?

– Так же, как и на все. Понятно, что крупные инвестпроекты практически везде будут приостановлены до лучших времен.

– Насколько изменился бюджет «Спартака»?

– Мы утвердили бюджет на 2009 г. примерно на уровне текущего года – $65 млн.

– Вы неоднократно заявляли о желании сделать «Спартак» прибыльным. Насколько продвинулись в этом направлении?

– В 2007 г. казалось, что эта цель очень близка, но теперь она отдалилась. Тем не менее надо построить стадион, завершить формирование базы, в том числе для молодежи. И после этого, я думаю, мы будем близки к тому, чтобы играть в Лиге чемпионов. У нас $66 млн расходов и около $40 млн доходов – без Лиги чемпионов. А когда я купил «Спартак», его доходы были $4–5 млн. То есть они выросли в 10 раз, а расходы – только в четыре. Поэтому, я надеюсь, когда кризис завершится, мы возобновим работу по стадиону – возможно, даже в следующем году.

– А что сейчас со строительством стадиона?

– Идет подготовка площадки, уточнение проекта, выкупается имущество. Мы получили все согласования, но начинать строительство в нынешних условиях – безумие, поскольку неизвестно, когда будет дно кризиса. А смотреть на вырытый котлован, как конкуренты, я не хочу.

– Какие-то деньги в стадион уже вложены?

– На этапе проектирования потрачено несколько десятков миллионов долларов. Большие деньги. Так что никто от проекта не отказывается.

– Какую цель вы перед собой ставили, когда решили вкладываться в «Спартак»? И когда поймете, что она достигнута?

– Когда выиграем Лигу чемпионов. Такие вот амбициозные планы. Но для начала нужно выиграть чемпионат [России], где мы трижды становились вторыми. Та команда, которая формировалась с 2005 г., закончила свою жизнь. Сейчас создается абсолютно новая – на основе молодежи. Так что мы теперь должны пройти новый 3–4-летний цикл, достаточный, чтобы все-таки завоевать золото и как можно успешней сыграть в еврокубках.

– Пока народной любви у «Спартака» явно недостаточно...

– Ну, мы видели эту любовь, когда проиграли ЦСКА. Такую безумную ревность, которая существует у болельщиков, представить себе трудно. Но мы через это прошли. Все-таки выиграли в этом году второй матч, хотя все уже на нас крест поставили. А любовь все же есть. Сегодня это самая популярная команда.

– Летом вы говорили, что готовы продать «Спартак» тому, кто предложит внятную программу развития. Это было сказано в сердцах?

– Да, в сердцах. Когда написали, что лучше мне продать клуб – пожалуйста, приходите... Но кому нужна эта ноша? Только фанатик вроде меня может этим заниматься. Больше нет таких в стране.

– Футбольная история знает много примеров «народных IPO» клубов, были такие планы и у «Спартака». Как с этим?

– Не отказываемся. Но кто сейчас будет покупать? Как только стабилизируются рынки, это будет одним из приоритетов.

– Говорят, что у вас есть совместный бизнес с президентом ЦСКА Евгением Гинером. Это правда?

– Первый раз слышу. Хотя лично с ним у меня нормальные отношения. Мне не все нравится, что он делает в футболе, но это очень успешный менеджер.

– Рынок полнится слухами о том, что «Менеджмент-центр» ищет замену гендиректору «Русской медиагруппы» Сергею Кожевникову. Так ли это?

– Ничего подобного. Господин Кожевников – мой друг, абсолютно адекватный и успешный менеджер, я считаю, один из лучших в медиаотрасли России.

– У «Капитала» весной были планы купить 25% девелопера «СУИ-холдинг». Как сейчас дела обстоят?

– Ничего об этом не знаю. Я не занимаюсь оперативным управлением «Капитала». Но, думаю, это желание продавца что-то продать. Однако я уже сказал: мы в девелоперские проекты не инвестируем.

«Я азартный человек»

«Любимое хобби – теннис. Начал заниматься с 1985 г. Во-первых, там, где жил, были теннисные корты. Во-вторых, нет пальцев на левой руке, чтобы заниматься баскетболом, как это было раньше. Махать правой рукой – единственное, что было возможно. Я азартный человек, теннис помогает сбрасывать эмоциональное напряжение. В карты, рулетку не играю. Все выплескиваю в теннисе (и азартно болею на футболе). В этом году [чтобы не рисковать в бизнесе] играл чаще и с большим изнеможением, что в 53 года становится все сложнее». «Летом всей семьей отдыхаем во Франции. Я достаточно старый человек и уже привязан к одному месту, в которое езжу 15 лет. Это юг Франции, небольшой городок, название которого ни о чем не говорит: там море, горы, вино (очень люблю), вкусная французская еда». Как называется город, Федун не хочет говорить – чтобы не создавать лишнюю рекламу, шутит он («хотя русских везде хватает»). Когда был в армии, читал «Похождения бравого солдата Швейка». А еще обожает фантастику (русскую, «очень хороший автор», например, Сергей Лукьяненко), читал ее раньше, читает сейчас, а когда уйдет на пенсию, обещает писать фантастические романы в стиле научной фантастики. Говорит, даже сюжет уже в голове есть.