Художников много, а контакта нет

Галерея Елены Селиной и Сергея Хрипуна – место, где искусством больше занимаются, чем торгуют. И Селина избегает называть себя галеристкой, говорит, что обделена дарованием дилера, что ее галерейная деятельность – это дорого оплаченная свобода, приходится делать то, что не очень любишь и умеешь. О продажах она говорит неохотно, о художниках – непрерывно.

– За 15 лет отношение к современному искусству заметно изменилось: ему не удивляются – его покупают. Значит, вам пришлось менять стратегию?

– Как ни странно, стратегия не изменилась, основная наша задача – схватывать новые тенденции. Другое дело, что эти новые тенденции сейчас менее эффектны, чем в 90-е. Деятельность нашей галереи зависит от ситуации в искусстве, искусство социальное, быстрого реагирования – это не наше, высокий эстетизм – тоже не к нам. Нам интересны различные перверсии, психологические недосказанности, что-то скрытое, что хочется вытащить. Поэтому для нас самый интересный проект начала 2000-х – группы «Синий суп». Их видеоинсталляция «Озеро» – редкий случай, когда художнику удается выявить скрытое. Художник-реалист нарисовал бы озеро прекрасных пропорций, и мы бы только догадывались о том, что существует «за кадром». «Синий суп» показал то, что перманентно существует за видимой поверхностью произведения.

– В 90-е было больше таких открытий?

– Девяностые отличались разнообразием персонажей – все художники, которые начали тогда, мне кажется, интереснее как личности, чем те, что приходят сейчас. Художников появляется много, и среди них есть блестящие профессионалы, но как личности они более сдержанные.

– Слабое поколение?

– Нет, просто молчаливое. Они очень симпатичные, неконфликтные, глубокие. Но мне, начинавшей в 90-е, не хватает в них драйва, электрической дуги, возникающей между художником и человеком, который делает выставку. Художники 90-х, да и 80-х – сами персонажи, явления, они могли бы и ничего не делать, а просто говорить. И если мы воспринимаем искусство как процесс, в том числе процесс общения, то разговор с этими художниками часто давал больше, чем их выставки, иногда шероховатые, но всегда коммуникативные, захватывающие внимание. Ты чувствовал себя «здесь и сейчас» – в центре художественного процесса. А теперь много законченных, даже идеальных по форме произведений, а контакта с ними не происходит. Но если ты художник – то должен дотронуться до чего-то важного в человеке, даже вопреки его желанию.

– Может быть, это и есть западный стиль, а не наше вечное – поковырять в печенке?

– Многие западные художники вызывают очень живые чувства. Нет, это проблема наша, внутренняя. Проблема предпочтения простых формулировок.

– Это следствие развития арт-рынка – простое и понятное легче продать.

– Наш рынок современного искусства стремительно рос и падал в журналистских мозгах: победные реляции были абсолютной фикцией. Во время так называемого роста рынка, возьмем эти слова в большие кавычки, пришли люди с исключительно дилерскими задачами, в результате многие – скажем, не самые интересные художники, молодые и старые, – стали стоить немыслимых денег и все критерии оценки в такой ситуации размылись. Не может художник Звездочетов стоить меньше художника Пупкина, а так было. Так что журналистская байка о растущем рынке сыграла печальную роль. Когда на юного художника резко и неоправданно поднимается цена, у меня падает настроение, потому что эту цену очень четко нужно мотивировать. А зачастую такие мотивировки отсутствовали.

– Кризис тоже в журналистских мозгах? Или он виден, например, на международных ярмарках?

– Тут не знаю что сказать. В октябре в Лондоне на Frieze это было заметно первые два часа – на открытие пришло меньше коллекционеров, чем всегда, но тем не менее продажи были хорошие. В Париже на FIAC нам было не до этого – у нас полиция арестовала работы Кулика, но мы успели продать несколько вещей. В декабре в Майами были необычные предложения – купить инсталляцию по частям. Для одного коллекционера стало непреодолимым препятствием отчисление штату семипроцентного налога на выходе из здания ярмарки. В прошлом году это никого не останавливало. Что касается России, то, как сказал один коллекционер, деньги есть, но покупать пока нет настроения. Посмотрим. Что-то и сегодня продается, но объемы меньше, во что это выльется, думаю, станет понятно к осени.