Дядя, ну дядя, продай душу, а

На одном сеансе можно увидеть пластилиновую историю о дружбе по переписке между австралийской девочкой и нью-йоркским аутистом, на втором – документальный сюжет о выпуске самого успешного номера Vogue, на третьем – комедию о том, как два старых друга спьяну решили снять гей-порно для местного фестиваля, на четвертом Сэм Рокуэлл встречается на Луне с собственным клоном, на пятом ушлые люди из Петербурга воруют душу Пола Джаматти.

К вечеру, глядя на звездное небо над головой, вспоминаешь не о нравственном законе внутри, а о том, в каком из посмотренных за день фильмов герой стрелял в Большую и Малую Медведицу.

Sundance демократичен и не требует расставлять оценки или искать тенденции. Уместнее собирать частности: отдельные сценки и фразы, эмоции в одно касание.

Из открывшего фестиваль анимационного фильма Адама Эллиота «Мэри и Макс» (Mary and Max) мы бережно вынесем пластилиновый Нью-Йорк и уверенность, что персонажи мелодрамы о двух одиночествах очень выигрывают, если вылепить их похожими на Уоллеса и Громита, а с ушами как у Шрэка становятся совершенно неотразимыми.

Из документального «Сентябрьского выпуска» (The September Issue) припрячем интонацию, с которой главный редактор Vogue Анна Винтур говорит подчиненным «спасибо». Хотя мы уже слышали ее в исполнении Мерил Стрип в фильме «Дьявол носит Prada».

Из внеконкурсной «Луны» (Moon) возьмем на заметку нехитрый способ сделать коммерческий фильм с участием одного актера: для того чтобы Сэму Рокуэллу было с кем поговорить и подраться, достаточно вывести на экран второго Сэма Рокуэлла, а в кульминационный момент показать, что в запасе у нас таких еще целый склад.

Из остроумного Humpday запомним лица двух слегка обрюзгших друзей по кампусу, лежащих в гостиничной койке и мучительно придумывающих, чего ради им необходимо заняться сексом перед видеокамерой: «Видимо, потому, что именно этого нам хочется меньше всего». Название фильма Линн Шелтон можно перевести как «Решающий день», но у слова hump есть и жаргонное значение, указывающее ровно на то, что собрались делать герои. Эта двусмысленность отлично описывает сюжет: дурацкая затея как повод разобраться в себе. Или наоборот: кризис среднего возраста как повод для дурацкой затеи.

Из «Холодных душ» (Cold Souls) выудим сцены, в которых Пол Джаматти, играющий самого себя, репетирует «Дядю Ваню». Дело не ладится, но из «Нью-Йоркера» Пол узнает о компании, предлагающей клиентам экстракцию и глубокую заморозку души: без нее все значительно проще. Проблемы дяди Вани, в частности, выглядят сущим пустяком. Однако бездушный подход артиста к роли не нравится никому, поэтому Пол арендует на время одну из русских душ, которые нелегально перевозит в Америку Дина Корзун. Тут, по идее, должны открываться феерические перспективы, но Софи Бартес переносит действие в Петербург, запускает в кадр толпу наших соотечественников и заставляет пожалеть, что этот сюжет сочинил не Чарли Кауфман, потому что в его сценарии «Быть Джоном Малковичем» все было примерно так же, но раскручивалось гораздо интересней.

А душа у Джаматти, кстати, всего ничего: размером с фасолину.