Не разойтись

Когда дорога наконец перестанет петлять и машина завернет на Revolutionary Road, Эйприл и Фрэнк Уиллеры увидят свой будущий дом. Светлый и просторный, он стоит чуть углом, и лужайка охватывает его кольцом зеленого сукна, а ветки разросшихся деревьев касаются окон. Это Коннектикут 50-х. На работу в Нью-Йорк Фрэнк (Леонардо Ди Каприо) станет ездить на электричке, а в дансинг с женой – на машине. Эйприл (Кейт Уинслет) похоронит свои полумечты о сцене, но мусор выносить будет в стиле New Look.

У Эйприл и Фрэнка двое детей – мальчик и девочка, омлет по утрам и мартини с соседями по случаю, его работа в крупной корпорации, ее душевная тонкость и со вкусом подобранная мебель.

Осознание того, что жизнь (или еще отвратительнее – «взрослая жизнь»), как правило, выглядит именно так, приходит не ко всем и совсем не у всех вызывает отчетливое желание повеситься. У чеховских персонажей вот вызывает, у протагонистов Сэлинджера – тоже, из этого же клуба и герои романа Ричарда Йейтса «Дорога перемен». Говорить о том, что канапе с огурцом и уикенды в пригороде – это и есть она, жизнь, – особый жанр и особое умение. Говорить об этом так, чтобы ни у кого язык не повернулся произнести что-то про «кризис среднего возраста», а также «кризис четверти жизни», а также про все остальные ежеквартальные жизненные кризисы, – почти невозможно. И тем не менее. Мэндесовская «Дорога перемен» не про мещанство в пригороде, не про «Мне 35 лет, Лермонтов восемь лет как лежал в могиле» и даже, в общем, не про неумение взрослеть. Ну просто с утра – завтрак, потом у него – серая шляпа и костюм, у нее – помыть посуду, поглядывая время от времени в окно на детей на лужайке, вечером, может, соседи зайдут; оливки и орешки. В этот ряд отлично вписывается пуля в лоб. Пули, впрочем, не будет.

Фильм, который в терминах видеопроката точнее всего описывается фразой «психологическая драма», строится отнюдь не на актерских монологах, даром что те очень хороши. Ритм «Дороги перемен» не больше и не меньше чем безупречен: картина вязко обволакивает вначале и хватает за горло ледяными пальцами в конце. Лакированное, картинно красивое изображение оператора Роджера Дикинса – и беспощадная мэндесовская режиссура. Эйприл и Фрэнка, которые до первой крови бьются за то, кто же из них двоих взрослый, не жалко. И не должно быть жалко. Чувство, которое с методичностью садиста вытягивает из тебя Мэндес, – страх. Господи, до чего похоже.

Само название Revolutionary Road – удар в переносицу, поступательный, без замаха. Перемены, которых никогда не будет. Дорога, которая никуда не ведет. Чувства, которых не существует, зато вместо них принято использовать слова, много слов. И судя по финалу картины, если и существует из всей этой истории какой-то несуицидальный выход, то это, конечно, модель Холдена Колфилда, которому будущая жена грезилась красавицей и, что важнее, глухонемой.