Утешение философией

Тем, кто надеется обнаружить в дневниках и письмах Ухтомского (1875–1942) ответы на свои главные вопросы, эту книгу можно не открывать. Профессор из княжеского рода, получивший первое образование в Московской духовной академии, второе – на физмате Санкт-Петербургского университета, писал о сокровенном, не предполагая лишних глаз. Но тем, кому интересно, как реагировал на Первую мировую войну, революцию и большевизм человек подобного воспитания и круга – а Ухтомский был не только ученым, но и тайным монахом, – сюда, утешаться явленной здесь жизненной философией.

Хотя философом в классическом смысле этого слова физиолог Ухтомский никогда не был. Он не создал оригинальной философской системы, но мыслителем, внимательно и точно оценивающим происходящее, оставался всегда. Умение видеть закономерности человеческой природы и истории, соединенное с живой верой в Бога, и есть залог проницательности его суждений.

Вот потрясенный Ухтомский пишет из Рыбинска в августе 1918 г., что бедствия не вразумляют, а лишь ожесточают народ: «Голодающие и измученные бабы в очередях похабничают и ругаются, кощунствуют; церкви почти пусты. Все это говорит, что кризиса болезни нет, лучшего ожидать не приходится. Несчастные погибают в собственной заразе мерзостями и преступлениями». Но, видя, что дальше будет только беспросветней, что не гонения, а прямое истребление духовенства неизбежно, Ухтомский вовсе не сваливает вину за «явное одичание» на народ. Он убежден: ответственность за происходящее лежит и на «правительственных и звездоносных попах» (пишет это, напомним, человек искренне верующий, насквозь церковный!), и на правящей знати, которая «пошла своею колеею прочь от народной души» еще в ХVIII в., и на «боевой интеллигенции». Это одна из любимых идей Ухтомского: отщепление «бар» от народа привело к тому, что настал день, когда народ сам явился на историческую сцену.

И все же, понимая закономерность происходящего, Ухтомский не может не ужасаться слухам об убийстве Николая II: «Смерть эта будет тяжким, несмываемым пятном на русском народе и на России, которым, значит, еще придется поплатиться своею кровью сверх того, что заплочено до сих пор». Вот он, ответ петербургского отшельника «Красному колесу»: не великая Россия, которую мы потеряли, а Россия, которая собственными руками себя погубила. «По делам и мука», – пишет Ухтомский.

Представление об ответственности в истории он переносит и на человеческие отношения. Одна из любимейших его идей – заслуженность собеседника: «Сумей построить и заслужить себе собеседника, какого ты хотел бы!» Вторая часть книги, в которой помещены письма Ухтомского, о том, как он сам напряженно искал этого собеседника, как в общении со своими корреспондентками, преодолевая «самоупор на себя», учился видеть «лицо другого человека». И, судя по чуткости и бережности интонации его писем, действительно видел.