Глобальное управление: Возвращение МВФ


Кризис очень много сделал для Международного валютного фонда. Всего несколько месяцев назад это важное, но всеми ненавидимое учреждение, в послевоенные годы выполнявшее роль арбитра глобального экономического порядка, казалось совершенно бесполезным.

МВФ долгое время был мальчиком для битья как для левых, так и для правых – для первых из-за верности финансовому консерватизму и экономической ортодоксии, а для вторых из-за своей роли помощника нуждающимся странам. Развивающиеся страны неохотно прислушивались к его советам, в то время как передовые нации игнорировали их, поскольку не нуждались в деньгах. В мире, где потоки частного капитала значительно превышали ресурсы фонда, МВФ стал почти анахронизмом.

Когда некоторые из крупнейших должников МВФ (Бразилия и Аргентина) начали несколько лет назад досрочно выплачивать свои долги, а новыми заемщиками даже и не пахло, стало складываться впечатление, что фонду пора уходить со сцены. Казалось, что у МВФ вскоре не станет ни доходов, ни смысла существования. Фонд начал сокращать бюджеты и ограничивать масштабы деятельности, и, несмотря на то что ему в последнее время досталось несколько новых обязанностей – например, надзор за «манипулированием валютами», – его решения были в значительной степени несущественными.

Однако с кризисом МВФ обрел новое дыхание. Под руководством Доминика Стросс-Кана фонд стал одним из немногих международных институтов, опережающих события, а не догоняющих их. Он моментально перешел на предоставление экстренных кредитных линий странам с «разумной» политикой. Он горячо отстаивал доведение фискального стимулирования в мировом масштабе до 2% глобального ВНП – нехарактерная позиция, учитывая традиционный консерватизм фонда в бюджетных вопросах. А в преддверии саммита «двадцатки» в Лондоне он пересмотрел свою кредитную политику, уменьшив роль жестких условий для получения кредитов и облегчив странам доступ к средствам.

Еще более значительным является тот факт, что после встречи в Лондоне МВФ стал располагать гораздо большими ресурсами, а также получил новые обязанности. Представители «двадцатки» пообещали утроить кредитоспособность фонда (с $250 млрд до $750 млрд), эмитировать специальные права заимствования (резервный актив, основанный на корзине главных валют) на $250 млрд и позволить фонду делать займы на рынках капитала (чем он никогда не занимался) в случае необходимости. МВФ также был определен в качестве одного из двух ведущих агентств – наряду с расширенным Форумом финансовой стабильности (переименованным недавно в Совет финансовой стабильности), – ответственных за своевременное предупреждение о макроэкономических и финансовых рисках и разработку рекомендаций по экономической политике.

Еще одной хорошей новостью является тот факт, что Европа наконец отказалась от права назначать управляющего директора МВФ (точно так же, как и США поступили в отношении своего права назначать президента Всемирного банка). Эти высшие должностные лица теперь будут избираться «на основе открытого, прозрачного и основанного на заслугах избирательного процесса». Это приведет к более качественному управлению (хотя Стросс-Кан вопреки ожиданиям многих оказался образцовым менеджером) и увеличит легитимность обоих учреждений в глазах развивающихся стран.

Таким образом, МВФ сегодня вновь оказался в центре экономической вселенной. Как он будет использовать свою вновь обретенную власть?

Самый большой риск заключается в том, что он может в очередной раз пойти на чрезмерное вмешательство в политику. Именно это случилось во второй половине 1990-х гг., когда МВФ начал проповедовать либерализацию потоков капитала любой ценой, применял сверхстрогие фискальные ограничения во время азиатского финансового кризиса и попытался единолично реформировать азиатские экономические системы. С тех пор фонд признал свои ошибки во всех этих областях. Однако еще не известно, были ли уроки усвоены полностью и получим ли мы более гибкий и мягкий МВФ вместо жесткого доктринера.

Воодушевляет тот факт, что развивающиеся страны почти наверняка получат больше возможностей высказаться относительно управления фондом. Благодаря этому к взглядам более бедных наций в будущем будут относиться с большим пониманием.

Однако если просто дать развивающимся странам больше прав на участие в голосовании, то к заметным изменениям это не приведет, если только организационная культура МВФ также не будет реформирована. В фонде работает огромное количество замечательных экономистов, у которых нет никакого понимания институциональной реальности стран, с которыми они работают. Их профессиональные качества оцениваются по качеству их ученых степеней, а не по их достижениям в формулировании практической политики. Эти экономисты-теоретики склонны свысока смотреть на своих подопечных политиков, которые действуют в сложных политических ситуациях и вынуждены искать баланс в условиях многоплановой повестки дня.

Противостояние положению вещей потребует от лидеров МВФ особых усилий в области найма и кадровой политики внутри института. Одна из возможностей могла бы заключаться в том, чтобы существенно увеличить число специалистов среднего возраста, уже имеющих практический опыт работы в развивающихся странах. Это приблизило бы МВФ к пониманию ценности знакомства с местными реалиями в противовес теоретическим знаниям.

Другая стратегия заключалась бы в перемещении части сотрудников в региональные офисы, так сказать «на места». Это наверняка встретит значительное сопротивление со стороны сотрудников, привыкших к приятным особенностям работы в Вашингтоне. Тем не менее не существует лучшего способа оценить роль контекста, чем самому пожить в нем. Всемирный банк, который предпринял подобную децентрализацию некоторое время назад, улучшил в результате качество обслуживания своих клиентов (не столкнувшись при этом с трудностями найма наиболее талантливых специалистов).

Для МВФ это чрезвычайно важный момент. Международное сообщество оказывает огромное доверие фонду и знаниям его экспертов. Чтобы по-настоящему заслужить это доверие, МВФ потребуется провести внутренние реформы.