100 лет комом

Грандиозное событие, каковым для всего мира является 100-летие дягилевских «Русских сезонов», Россию, считай, миновало. В то время как музеи, университеты и театры культурных столиц готовили посвященные ему научные симпозиумы, фестивали и премьеры, у нас лишь Андрис Лиепа объявил о планах нового «взятия Парижа» своей сомнительной антрепризой, паразитирующей на славе дягилевских спектаклей. Лишь далекая от центра Пермь отметилась «Дягилевскими сезонами» и продемонстрировала, что не случайно оказалась родиной великого импресарио.

Пермский балет стал и участником концерта в Большом, который быстрее остальных столичных театров смог выкроить вечер для гала, лишь на несколько дней опоздав к исторической дате – 19 мая. Пермяки привезли «Видение розы», мирискусническую романтическую грезу, над которой витает тень Нижинского, и изысканно буйные «Половецкие пляски» – пару балетов, которые могут себе позволить лишь виртуозы стилистических игр.

Однако взращенная на высококалорийной диете классики XIX в. труппа выглядит дезориентированной при столкновении с любой другой хореографией. В балетах Баланчина и Роббинса, приезжавших на «Золотую маску», ей удавалось подменять стилистическую тонкость своим фирменным драйвом, но в спектаклях Фокина она выглядела обесточенной. Пермский премьер Роберт Габдуллин в знаковой партии Видения розы, сорвав первые пируэты, озаботился (увы, безуспешно) лишь восстановлением своей репутации технаря. В «Половецких плясках» за негу, страстность и варварскую стихию отвечали оркестр Большого (с ним дебютировал пермский дирижер Валерий Платонов) и в наибольшей мере хор (хормейстер – Валерий Борисов).

Вместе с пермяками в Москву были приглашены гости из другого судьбоносного для Дягилева города – Парижа. Разочарованием вечера оказался «Аполлон», четыре сольные партии которого Opera National de Paris полностью укомплектовала этуалями труппы. Но танцовщики, в срочном порядке отозванные из балета Ролана Пети «Пруст», лишь грубо воспроизвели каркас гениального спектакля Баланчина. Олимп Эрве Моро, который занимал в композиции место Аполлона, явно не возвышался над современными европейскими равнинами, а своих муз он встретил где-то на деревенской дискотеке. Даже незабываемая в балетах Бежара и Каролин Карлсон Мари-Аньес Жилло оказалась слишком витальной и агрессивной для белой юбочки Терпсихоры.

За честь великих «Русских балетов» неожиданно постоял сам Большой, 100 лет назад довольствовавшийся ролью донора кордебалетных кадров для дягилевской труппы. Специально для концерта труппа вспомнила давным-давно не исполнявшуюся «Треуголку» Мясина. Спектакль, на московской премьере выглядевший мертвой схемой, обрел ту подробность деталей и энергию, которые умеют вкладывать в свои выступления танцовщики Большого театра. Им и досталась единственная овация вечера. А Дягилев может подождать своего времени в России еще 100 лет.