Почем стишонки

В книге Михаила Макеева «Николай Некрасов: поэт и предприниматель» впервые в нашей науке рассматривается влияние экономики на литературу

Некрасову не повезло. Сначала его полюбил Белинский, вслед за ним революционеры-демократы 1860-х и студенчество, дружно сделав главным поэтом эпохи. Затем идеологически правильным автором признали большевики, и с тех пор Некрасов намертво превратился в печальника, заступника и певца таких материй, скучнее которых для современных школьников, кажется, не придумаешь. Канонизация Некрасова привела к неизбежному – крайне однобокому прочтению его поэзии. Миф о Некрасове как о поэте народном, то и дело выходящем на Волгу и слушающем стоны бурлаков, сегодня так же прочен, как и полвека назад. И вот шанс пробить в этой стене брешь наконец появился.

Книга Михаила Макеева, филолога и доцента МГУ, «Николай Некрасов: поэт и предприниматель» рассказывает нам о другом Николае Алексеевиче. Расчетливом, умном и удачливом коммерсанте, товаром которого была изящная словесность. Противоречие между «тонко и горько чувствующим поэтом» и «мелким торгашом» подмечали еще некрасовские современники. Михаил Макеев никакого противоречия здесь не видит, доказывая, что это был прочный тандем.

В книге обсуждается несколько эпизодов взаимодействия экономики и литературы в творческой судьбе поэта. В итоге выясняется, что конечная цель каждого некрасовского начинания – будь то выпуск дебютного сборника «Мечты и звуки», знаменитых альманахов «Петербургский сборник» и «Физиология Петербурга», детских стихов или дешевых изданий для народа – состояла в получении прибыли. Коммерческим предприятием было, разумеется, и издание «Современника» – описание хитроумной стратегии выживания журнала в пору экономического кризиса сегодня читается с особым азартом. Неудивительно, что, продвигая свой «эстетический продукт», Некрасов вел себя как торговец: продумывал рекламную кампанию, реконструировал и отчасти формировал реакцию целевой аудитории, призывая на помощь идеи то французского мечтателя Прудона, то британского философа Карлейля.

В общем, если о чем и жалеешь, читая эту книгу, то лишь о ее лаконизме. Эпизоды о том, как в годы нищей юности Некрасов продавал «забавные стишонки» «гостинодворским молодцам» или как мечтал написать либретто к опере, чтобы разбогатеть, легко могли бы вырасти в отдельные сюжеты (что это был за бизнес со «стишонками»? сколько платили за либретто?). Но Михаил Макеев оставляет в фокусе лишь главного героя и тему.

Что, в общем, объяснимо: высказывание на эту тему, пожалуй, и должно звучать четко, как формула. Поскольку оно первое. Взаимодействием экономики и литературы в отечественной филологии никто до сих пор не занимался. Экономика периодических изданий, заработки литераторов и их заказчиков, объемы тиражей, влияние института авторского права на эстетику – сведения об этом рассеяны по самым разным изданиям, но никогда еще не были собраны воедино, осмыслены как целое. Именно поэтому исследование Михаила Макеева выглядит так свежо и так новаторски.