Петербург берет Трою

Гигантский оперно-концертный фестиваль «Звезды белых ночей» прошел свой пик, которым стало исполнение «Троянцев» Берлиоза

Валерий Гергиев давно носился с идеей поставить «Троянцев». Однако от замысла до воплощения прошло не менее семи лет. Сценическую версию «Троянцев» в театре собираются показать осенью и затем прокатить спектакль на трех статусных площадках (включая Баден-Баден).

Понятно, чем «Троянцы» привлекли Гергиева: масштабами и пышной оперной риторикой. В дилогии Берлиоза есть все, что дает пищу его воображению: циклопичность постройки потрясает мощной лепкой хоровых сцен и фантастически богатым, изобретательным оркестром.

В «Троянцах» мегаломания Гергиева, надо думать, найдет достойное выражение: эта опера соразмерна его уникальному чувству протяженной формы. Гергиев мыслит, обозревая партитуру как бы с высоты. Почти зримо один за другим вставали на предназначенное место крупные блоки. Мощно и быстро, по мановению руки, разворачивался, взвихривался оркестр, демонстрируя реактивность и при этом яркость звучания.

«Пусть фригийская труба присоединится к троянской лире!» – эти слова вполне могли бы стать эпиграфом к исполнению. Лихорадочное веселье сменялось дикими плясками, сопровождаемыми бряцанием кимвалов и грохотом тимпанов (за неимением оных Берлиоз прибегнул к звону треугольников и тарелок). Лирико-драматический дуэт Кассандры и Хореба перетек в монументальную сцену шествия: деревянного коня, оставленного греками, торжественно везут в крепость. Шествие прерывается ужасным известием о гибели Лаокоона и сыновей: жреца, предостерегавшего народ Трои от даров, оставленных врагами, поглотили две чудовищные змеи.

Исполнение оказалось сыроватым: сумасшедший темп, заданный Гергиевым хору в первой сцене, придал картине народного ликования некоторую судорожность. Басы спешили и все равно не могли поймать хор, скрипки заходились в лихорадочных попытках выиграть все нотки. Однако далее дело пошло на лад: очень украсил исполнение величавый и ровный баритон Алексея Маркова (Хореба). Сергей Семишкур (Эней) блеснул красивым, раскрашенным нежными и страстными красками тенором. И даже во второстепенной партии Тени Гектора Тимур Абдикеев сумел создать сумрачно-выразительный образ одной длинной фразой: постепенно понижающимся до профундовых басов речитативом.

Громогласный французский романтизм во всей красе и величии вставал со страниц партитуры «Троянцев» – оперы, в России почти неизвестной.