Харри, рама!

Вслед за Вуди Алленом Альмодовар снял фильм про слепого режиссера. Но «Голливудский финал» был сатирической комедией на тему кинопроизводства, а «Разомкнутые объятия» – мелодрама, то балансирующая на грани режиссерской самопародии, то посылающая воздушные поцелуи золотому веку Голливуда, то согревающая душу киномана афоризмами о любви к движущимся картинкам («Фильм должен быть закончен, даже если делается вслепую»).

Вероятно, это самый откровенный фильм испанского режиссера, создавшего в «Разомкнутых объятиях» своего идеального альтер-эго. Актер Луис Омар играет человека, разломанного давней катастрофой надвое. До аварии он режиссер Матео Бланко, после – слепой сценарист Харри Кейн, над тишайшим образом которого добродушно потешается Альмодовар. Во-первых, для англоязычной публики псевдоним писателя звучит как «ураган», во-вторых, сценарист ведет себя как сексуальный Паниковский: тот просил перевести его через улицу, чтобы умыкнуть бумажник, а Харри – чтобы затащить сердобольную девушку в постель.

«Разомкнутые объятия» нагляднее всех прежних фильмов испанского режиссера напоминают, что существует два Педро Альмодовара.

Первый искренне любит сериальную драматургию с ее гибельными увлечениями, роковыми тайнами катастроф и зачатий, потерей памяти, патетическими истериками и глицериновыми слезами из ярко накрашенных глаз. Второй получает удовольствие, прокручивая мелодраму на быстрой перемотке, переводя ее в комедийный режим, разгоняя до пародии.

Первый полагает, что ему к лицу мудрость признанного мэтра. Второй не может забыть острый вкус хорошей насмешки.

Первый знает, что мыльная опера – не только самый простой, но, возможно, единственный способ добиться зрительского сочувствия, последний доступный нам сегодня «возвышающий обман». Второй верит в силу иронии, позволяющей стирать границу между низким и высоким, придавать блеск самым избитым клише и отпускать интеллектуальной публике грех увлечения сериальными страстями.

Первый, как слепой Харри Кейн, пишет «Разомкнутые объятия». Второй, как зрячий Матео Бланко, их снимает.

У первого получается чудовищная картина. У второго – замечательно культурная. Пенелопа Крус играет в обеих.

Хотя на историю роковой любви режиссера Матео и актрисы Лены в «Разомкнутых объятиях» нанизаны не два, а целых четыре фильма.

Внешний сюжет – сегодняшняя жизнь слепого писателя, к которому приходит молодой режиссер с просьбой написать сценарий, напоминающий то, что случилось с самим писателем 14 лет назад, когда он снимал свой последний фильм и встретил последнюю любовь.

Сюжет главный – та самая история, которую писатель, прогнав наглеца-режиссера, рассказывает юному ассистенту.

Сюжет автопародийный – фильм в фильме: картина, на съемках которой все и случилось. Она называется «Девушки и чемоданы» и похожа на давний хит Альмодовара «Женщины на грани нервного срыва».

Последний сюжет – мотив подглядывающего, фильм о фильме: документальное свидетельство происходящего на съемочной площадке, зафиксированное камерой юноши, который спустя 14 лет придет к слепому писателю с возмутительной сценарной заявкой. На площадку «Девушек и чемоданов» юношу отправил отец-олигарх, взявшийся продюсировать фильм Матео, чтобы следить за своей прекрасной содержанкой Леной, играющей главную роль. Отснятый сыном материал олигарх смотрит с помощницей, умеющей читать по губам.

Чтобы окончательно добить вас пересказом, замечу, что «Девушки и чемоданы» тоже существуют в двух версиях: одна с треском проваливается на премьере, вторая остается в архиве. Вся разница между ними – в монтаже и выборе дублей, удачных или нет.

То же самое и с новой картиной Альмодовара: окончательный монтаж происходит не на экране, а в голове смотрящего; нужные кадры и сцены выберет память. Так бывает со всяким кино, но в случае «Разомкнутых объятий» зрительский монтаж как будто заложен в сюжет. Режиссер закрыл глаза и отвернулся, режьте и клейте сами.