Вечные ценности: Дом два


Нынешним летом многие знакомые предпочли дальним путешествиям отпуск на даче – кризис. Как известно, дача – феномен специфически русский; оттого и слово dacha вошло в английский, а переводится как «загородный коттедж» или «второй дом». Перевод на редкость верный. Именно что второй. Дача на протяжении своей послереволюционной истории была попыткой затравленного советского человека выстроить параллельную жизнь, реализовать личную утопию.

Хотя утопии эти были типовые. Кто-то, подобно дачникам в «Утомленных солнцем» Никиты Михалкова, воспринимал (да и воспринимает до сих пор) дачу как имение, а себя – наследником не сказать дворянской, но некоей утонченно-благородной традиции. Пусть с бадминтоном и пинг-понгом вместо лаун-тенниса, зато с такими же, как прежде, вечерними чаепитиями, преферансом за полночь, играми в шарады, а последние лет двадцать – и в мафию. В отдельных же, но хорошо известных мне случаях – и с восхитительными дачными спектаклями, окликающими домашние дачные театры прошлого. Представители этой традиции, само собой, знать не желают о грядках, прополке и прочих делах не барских рук.

Другой тип – «огородники» (к которым в советские годы, а по инерции и до сих пор принадлежит, пожалуй, большинство дачников) как раз без грядок себя и не мыслят. Пусть в эпоху дефицита собственные овощи-фрукты были не лишними, но все же могли разве что слегка подкормить семью, к тому же, как показал в своем исследовании «Дачники. История летнего житья в России. 1710–2000» (СПб, 2008) британец Стивен Ловел, дачами обзаводились люди вовсе не бедные, значит, и не голодающие. По данным фонда «Общественное мнение», нынешний кризис тоже мало что изменил – дачники совсем не бросились распахивать клумбы под картошку, хотя и прежние грядки боронят усердно.

Итак, не за огурцами и кабачками: за глотком независимости (от государства ли, пробок, нелюбимой работы или приставучего начальства) – вот зачем люди ехали и едут на дачу. И ничего плохого в том, чтобы покопаться в земле, поработать рубанком, конечно, нет. Но лишь до тех пор, пока посещение дачи не превращается в обязательный ритуал, а пребывание на ней – в каторгу. Лишь до тех пор, пока дача не оказывается деревянным идолом с пионами вместо глаз и крыжовенным вареньем во рту, требующим постоянных жертв. С дрожью отвращения нынешние тридцати-, тем более сорокалетние вспоминают, как бабушки заставляли их в детстве резать бесконечные клубничные усы и собирать черную смородину. Впрочем, многие представители старшего поколения и по сей день убеждены: на даче нужно работать.

А вот и нет. На даче нужно жить. И пример этого идеального отношения к даче у нас перед глазами. Малая, но самая шумная часть дачного населения как раз и живет здесь не второй, а первой и последней своей жизнью. Гоняет на великах, строит шалаш, выкармливает выпавшего из гнезда птенца, играет в прятки, носится, визжит и дико хохочет, снова и снова напоминая нам, что дом бывает только один. Тот, в котором в данный момент живешь.