Портрет официанта Грея

Боурн, автор прославленного «мужского» «Лебединого озера», премьеры выпускает редко. Поэтому каждую предвкушают как особое событие. Хореограф берется за хрестоматийные сюжеты, но не ограничивается их переодеванием по моде времени. Боурн взрывает их изнутри: в его «Щелкунчике» воспитанники викторианского приюта обнаруживают агрессию сегодняшних школьников, а семейка правящей династии в «Лебедином озере» – ужас перед папарацци. И «Дориан Грей», поставленный по заказу Эдинбургского фестиваля, виртуозно катапультирован из конца XIX в начало XXI в. Наследник знатного имени в наши дни превращается в официанта, обслуживающего VIP-вечеринки. Случайно попав в объектив фотографа Бэзила, он становится лицом рекламной кампании парфюма «Бессмертный».

Но обаяние Боурна всегда заключалось в том, что он не ограничивался поиском аналогий. В «Дориане Грее» достаточно и разящей наблюдательности, и сарказма. На первых же секундах спектакля публику подбрасывает от неожиданности: на невероятной громкости в кромешной темноте врубается Чайковский – тема спящего леса из «Спящей красавицы»: так будильник поднимает Дориана на работу. А юный танцовщик Сирил (трансформация уайльдовской актрисы Сибиллы), посреди светского пати развешивающий потные трико и занятый только демонстрацией своих стоп! В одной этой сцене Боурн рассказывает про коллег больше, чем тома брызжущих ядом балетных мемуаров.

Но в «Дориане Грее» приемов оказалось больше, чем внутреннего смысла и хореографических идей. Как обычно, спираль развития балета Боурн закручивает так, что порой темнеет в глазах не только у танцовщиков, от которых требуется нечеловеческая выдержка, но и у зрителей. Дориан, как и положено, ради своего успеха бросает влюбленного фотографа, переключается на хозяйку рекламного агентства Леди Г. (заменившую уайльдовского лорда Генри Уоттона) и в угаре светского успеха равнодушно следит за смертью от передоза Сирила, а после очередной тусовки сам убивает Бэзила.

На раздумья Боурн не оставляет ни секунды, потому что раздумывать в этом спектакле не о чем. Мир – это погоня за красотой, молодостью и успехом, что декларировано в первых же сценах, когда незаметный официант благодаря нескольким фотографиям превращается в идола толпы и можно даже залезть под диван, лишь бы успеть всучить ему визитку. А собственно танец в «Дориане Грее» – мир дискотеки, где драйв вытесняет изобретательность и оригинальность, оставляя свободным пространство для двух дуэтов, которые на самом деле оборачиваются трио – Дориана, Бэзила и фотоаппарата.

Боурн, чуть ли не в одиночку олицетворяющий в массовом европейском сознании балет, в «Дориане Грее» попался на собственную удочку – его спектакль сам оказался шоу и глянцем, обличить которые и взялся хореограф.