Собирайте, что нравится

Выставки «Видение танца» о Сергее Дягилеве в Третьяковке и «Лицо. Образ. Время» в рамках Московской биеннале – два ближайших больших проекта фонда «Екатерина». Фонд культуры Владимира и Екатерины Семенихиных громко заявил о себе в 2004 г. выставкой «Бубнового валета», которую открыл в Монако, а потом спонсировал версии выставки в Русском музее и Третьяковке. У Семенихиных большая коллекция русского и зарубежного искусства ХХ в., часть которой – картины Эрика Булатова висят в рабочем кабинете Владимира Семенихина.

– Выставка Дягилева – совместный проект с музеем Монако, и там она уже открылась. Как приняли?

– Очень хорошо, но мы работали над выставкой три года. Материала было очень много, и приходилось выбирать из него бриллианты. За это время Московскую биеннале перенесли с весны на осень, а у нас все сроки с музеями-участниками согласованы, так что мы проводим выставку не у себя, а в Третьяковской галерее.

– А почему не в «Екатерине»?

– Наш фонд популяризирует русское искусство за рубежом и западное – здесь, и на биеннале мы должны показывать современное искусство, поэтому мы проводим одновременно две выставки – у себя и в Третьяковке. Еще проблема – летом прошлого года начался мировой кризис, и музей Монако начал резко сокращать бюджет, мы потеряли несколько серьезных спонсоров. Так что выставка получилась в два раза меньше, чем должна была быть. Но то, что получилось, восхитительно. Мы сделали к выставке серьезный каталог – практически памятник этому проекту.

– В Москве покажут то же, что и в Монако?

– Нет, в Монако привезли много вещей из Лос-Анджелеса, лишний тракт – это еще 100 000 евро, а в нынешней ситуации это серьезная трата для любого спонсора. Здесь выставка будет другая и больше – добавятся живописные работы из наших музеев, костюмы из Третьяковки.

– Эту живопись все знают.

– Половину, а половины вы не знаете. И жемчужина – занавес Пикассо, 16 м, он долго лежал в Музее Виктории и Альберта.

– У нас коллекционеров идеализируют или демонизируют: Щукин и Морозов – бескорыстные меценаты, а нынешние все корыстные. Что движет новыми собирателями?

– Собирать искусство стало модой, и мы в какой-то степени этому способствовали. Есть люди богаче нас, и им тоже хочется, чтобы о них упоминали в позитивном ключе. А когда мы в 2002-м начинали, многим было даже страшно заявить, что у них есть коллекция. А что с коллекцией делать, понимали единицы. Многие действительно вкладывают деньги в искусство, но мы занимаемся просветительской работой и считаем, что самое выгодное вложение – в искусство, которое вам нравится. Если цена на него упадет, ваши эмоции останутся с вами.

– Вы собираете и современное искусство. Вам нравится общение с художниками?

– Это существенная часть нашей жизни. Говорят, что лучше художника не знать, чтобы объективно воспринимать его картину, но мне кажется, что когда ты художника знаешь, то его вещи особенно любишь. Но есть молодые художники, считающие себя зрелыми, они просят за свои произведения очень большие деньги. И галеристам это выгодно: растить художника хлопотно и не очень обогащает, а тут быстрый результат. Я думаю, что кризис поставит все на место.

– Кризис затронул ваш бизнес?

– Мы занимаемся строительством. Но ничего страшного. Больше всего в кризис страдает культура – она не приносит обогащения.

– А вы на всякий случай не прикидывали стоимость своей коллекции?

– Парадокс, но целиком наша коллекция дешевле, чем если бы ее части были у разных владельцев. Очень мало людей, готовых купить такой большой массив. Искусство, как и недвижимость, в кризис продавать нельзя, надо, наоборот, покупать. Вообще, найти хорошую вещь очень трудно, а продать – еще труднее.

– Фонд сейчас не обуза?

– Фонд наше с супругой Екатериной, а две трети работы в фонде делает именно она, любимое детище. В структуре наших компаний это элитное подразделение – маленькое, мобильное, очень продуктивное – сколько мы уже сделали! И на будущее у нас хорошая программа сформирована. В любых обстоятельствах нельзя сдаваться, надо показать, что такое хорошая выставка, и все остальное придет. Вспомните, еще недавно на выставках пытались отмывать фальшивые работы, вешать их рядом с шедеврами. По этой методике практически уничтожен наш авангард.

– Так же отнеслись и к вашему «Бубновому валету», а потом удивлялись: ваш Кончаловский от наследников, ваших вещей на выставке мало. Тогда зачем?

– Очень трудно человеку сказать о себе хорошо. Но то, что мы сделали, нас определенным образом позиционирует. У нас не коротко играющий тренд, а очень длинная история. Мы тогда собрали картины из 18 музеев, и не сами, а кураторы что-то выбрали из нашей коллекции. После такого «Бубнового валета» уже трудно делать сомнительные выставки в малых городах, где музеи от безденежья готовы на многое пойти. То же самое с Булатовым.

– Но он живой, тут фальшаков нет.

– Булатов до нашей выставки в Третьяковке был в тени – он человек интеллигентный, о себе не кричал, а мы собрали 100 его отборных вещей по всему миру, и его выставка стоила почти как «Бубновый валет».

– А «Валет» стоил?..

– Полтора миллиона евро. И все говорят, какую выставку сделала Третьяковка!

– И про Дягилева так скажут.

– Мы изначально сказали всем музеям: мы не тот фонд, который будет вас кормить, мы партнеры. Кто-то ведь должен запустить работу – на начальный период никто деньги не дает. Знаете, мы бы не делали своего выставочного пространства, если бы все музеи работали с нами по-партнерски. Нам ведь много не надо – просто скажите, кто именно задумал и сделал эту выставку.

– Говорят, искусство – светское занятие.

– Да, занятие искусством позволяет объединить самых разных людей, которые на другой почве никогда бы не встретились. Занимаясь искусством, важно дать понять партнерам, чего вы хотите, и взять ответственность за свои обязательства. Ну и избежать соблазнов. Есть люди, готовые и деньги давать, и проекты привозить, но следуя своим коммерческим интересам. Мы же сразу позиционировали свое выставочное пространство как некоммерческое, многих это раздражало – зачем, ведь это заработок. Если кому-то непонятны наши намерения, пусть думают, что фонд – это наша игрушка. А мы показываем, что и люди бизнеса могут делать в искусстве правильные вещи, а не только профессора культуры, которые всю жизнь этому учились.