12 книг о геополитике: Назад в историю

Мир изменяется, но подходы многих экспертов к оценке происходящих событий остаются прежними. Пример – новая небольшая книжка Роберта Кейгана, прошедшего путь от малозаметного чиновника рейгановского госдепартамента до главного внешнеполитического советникa Джона Маккейна, недавнего кандидата в президенты США от республиканской партии (Kagan, Robert. The Return of History and the End of Dreams, New York: Alfred A. Knopf, 2008; 109 p., $19,95).

По мнению Кейгана, автора, знаменитого своим противопоставлением США и Европы как Марса и Венеры, в мире начала XXI в. снова проявляются враждебные полюса. Соединенные Штаты противостоят тем, кто пытается оспорить их гегемонию, либеральные режимы – автократическим, а западная секулярная культура подвергается нападкам исламизма. Это, по мнению автора, знаменует собой «возвращение истории», которая, судя по логике автора, просто «не успела закончиться» в 1990-е гг.

Мысль Кейгана с трудом нащупывает путь на страницах книги. С одной стороны, он убежден в том, что «американское столетие» все еще впереди и США могут управлять миром в одиночку. Войну с террором он восхваляет за то, что «она создает иллюзии союза и сотрудничества Америки с другими великими державами, подлинный альянс с которыми становится невозможным» (p. 85). С другой – признает, что «в мире, все более четко разделенном по линии «демократия – автократия», все демократы должны держаться вместе» (р. 98) и с ними США все же должны дружить и сотрудничать.

Вашингтонский аналитик считает, что в новом столетии Америке следует опасаться прежде всего России и Китая; при этом к России он относится скорее пренебрежительно, а к Китаю – настороженно. Россия для него – страна, поднявшаяся на нефтяном изобилии, где «лидеры не просто являются автократами – они верят в автократию» (p. 59), а В. Путин «не различает интересы России и свои собственные» (р. 70). Китай воспитывает свое население на восприятии США как соперника, если не врага и намерен в скором будущем стать доминирующей силой в Азии, каковой и являлся в прошлые столетия. Руководители Китая и России, как закоренелые автократы, разумеется, легко находят общий язык с другими диктаторами в разных регионах мира, но в будущем, скорее всего, их единение может быть нарушено внутренними разногласиями; тем более им не удастся создать союзов в Азии, где Китаю будут жестко противостоять Япония и Индия, все активнее склоняющиеся на сторону США.

Кроме Китая и России значимых геополитических игроков в мире автор просто не видит. Индию Кейган оценивает лишь в качестве противовеса КНР в бассейне Индийского океана, о Латинской Америке не упоминает вообще, об Иране говорит как о «досадной неприятности, не выражающей позиции мусульманского мира» (р. 49). Европу считает оправившейся от коллективного помешательства 2003 г., полагая, что смена Ж. Ширака и Г. Шредера на Н. Саркози и А. Меркель вкупе с обострением отношений между ЕС и Россией, которые, «хотя и являются географическими соседями, геополитически живут в различных столетиях» (р. 19), сполна решила проблему европейского антиамериканизма. ООН, по мнению Кейгана, «находится в коме» (р. 77) и потому Америке просто не с кем советоваться в международных делах. Нужно только противостоять тирании, «поддерживать надежды на утверждение демократии в России и Китае» (р. 99) и расширять использование проверенного инструментария эпохи холодной войны.

Америка выглядит в книге «империей добра», причем даже не оттого, что она действительно хороша, а потому, что все остальные гораздо хуже. Этот сомнительный аргумент достоин воспроизведения. «Соединенные Штаты, – пишет автор, – сегодня поступают эгоистично и непродуманно, невзирая на интересы других стран или прямо ущемляя их. Но совершенно не очевидно, что в гипотетическом многополюсном мире Россия, Китай, Индия, Япония и даже Европа будут использовать свою силу более разумно и руководствуясь более благородными мотивами» (р. 94). Читая это, приходишь к выводу, что страна, у которой не остается других аргументов, чтобы обосновывать свою лидирующую роль в глобальной политике, способна не столько «вернуться в историю», сколько вляпаться в нее.