Громкие имена: Архитектура разных форм

Еще несколько лет назад приглашать известных мировых архитекторов для работы над девелоперскими проектами в России было модно и престижно.

Биография. Жан-Мишель Вильмотт

Родился в 1948 г. в Суасоне, Франция.

Wilmotte & Associes S.A.

Архитектурное агентство Жан-Мишеля Вильмотта. Создано в 1975 г. в Париже. Сейчас имеет три бюро: в Париже, Лондоне и София-Антиполисе (Франция). Более 150 сотрудников. Работает по нескольким направлениям: архитектура, оформление интерьеров, урбанизм, дизайн.

Мода не то чтобы прошла, но теперь им приходится конкурировать с местными специалистами, да и заказов стало ощутимо меньше.О специфике работы в России и о том, почему надо приглашать сюда иностранцев, рассказывает французский архитектор и предприниматель Жан-Мишель Вильмотт. Его первый контракт на работу в России был в 2002 г.: делали декорации для Большого театра, для балета «Пиковая дама».

– Для вас Россия – это что? Балет, медведи на улицах, Кремль?

– Кремль – ведь это тоже Россия. Россия – это огромная империя, она переменчива от региона к региону, это интересно, бросает вызов. То, что объединяет эту страну, – общая история и богатая культура.

– Огромной она была раньше, сейчас страна уже не такая большая.

– Все равно, например, Калининград и Сочи сильно друг от друга отличаются. А Москва очаровывает своей культурой, архитектурой, людьми.

– Несколько лет назад московские архитекторы обвиняли девелоперов в коммерциализации архитектуры. У вас нет впечатления, что последняя привыкла быть служанкой бизнеса?

– Но так происходило везде в мире. Если нет заказчиков, архитектура не может развиваться. Есть необходимость строить здания, чтобы людям было где жить и работать. Есть архитекторы, которые включены в общую систему, – интернет сделал мир глобальным. У вас уже строят качественные здания – например, «Москва-Сити»: там располагается офис одного из наших российских заказчиков.

Россия стала открыта иностранной культуре – это позволило осуществить обмен идеями, привнести сюда новые технологии. Помимо «Москва-Сити» есть еще несколько проектов, может быть, сейчас они опередили свое время, но у них есть хорошая перспектива быть осуществленными через несколько лет.

– На вашем сайте я прочитала, что главное для архитектора – «расшифровывать пространство». Разве не создавать?

– Ну мало ли я говорю глупостей. На самом деле то, что хорошо для Парижа, может не подходить Лондону или Москве. Я говорил об уважении к городам, к их культуре, архитектурному контексту.

– У вас много больших проектов в России, в Москве, но они проблемные. Например, «Красная площадь, 5», «Красный Октябрь».

– Все интересные проекты можно назвать проблемными. Красная площадь – это памятник истории, с ней надо обращаться бережно. «Красный Октябрь» – старый завод, его не хочется разрушать, но хочется сделать в нем жилье нового для России формата. Большие помещения подходят для лофтов. В Москве последних не так много.

– Разве сейчас это не мертвые проекты?

– Что касается «Красного Октября», наш заказчик нас уверяет, что проект вскоре возобновится – пока он заморожен.

Наша работа над кремлевским проектом также приостановлена – тот может сменить собственника. Мы работали над этим проектом в течение четырех лет. Наши архитектурные решения могут поднять стоимость и повысить престиж объекта. Если нам предложат возобновить работу, как я надеюсь, заказчик выиграет несколько лет, у нас есть все необходимые составляющие.

– Это ведь очень дорогой проект.

– По отношению к чему дорогой? Это проект внутри города, с деликатными проблемами. Дорого, если считать стоимость строений, но это недорого, если принять во внимание будущий финансовый и покупательский потенциал. Почтовый адрес: Красная площадь, 5, – что-то необыкновенное. Дорого ли это будет для человека, который будет по нему проживать?

– Когда вы творите, для вас важно, как ваши здания воспринимают люди (лицом к лицу) или как они смотрятся из космоса?

– Это игра. Это отношение разных частей здания друг другу и к пространству.

– Когда я смотрела ваши проекты, в первую очередь высотки, у меня было впечатление, что они созданы инопланетянином.

– Я бы так не сказал. Технологии эволюционируют, вкусы меняются. Общество обновляется, каждые 40 лет возникают новые архитектурные стили. Любопытно рассматривать книги по архитектуре, наблюдать за сменой эпох.

– Людей, для которых работаете, вы называете клиентами или партнерами?

– Иногда это друзья. Но в общем – клиенты.

– В вашей практике были случаи, когда вкус клиента был настолько совершенен, что сильно на вас повлиял?

– Да, конечно. У нас есть клиенты – частные лица, которые принимают активное участие в создании проекта. Это постоянный диалог. Архитектурный проект – это всегда взаимоотношения креативного заказчика с тем, кто должен быть автором этого креатива.

– Вы работаете не только в Москве, но и в регионах.

– Еще в Подмосковье, Ростове-на-Дону, а в Екатеринбурге мы сделали проект отеля, который не был реализован. В Калининграде у нас был проект реконструкции исторического центра по предложению мэра и губернатора. Они хотели представить, как город будет выглядеть через 20–30 лет, как они будут управлять его развитием. В центре города мы предложили создать новый квартал, где бы гармонично соседствовали старые и новые строения, особое внимание уделено общественному пространству. Еще мы делали проект в Пионерском, это порт на берегу Балтийского моря – власти хотят создать здесь центр притяжения для туристов, обеспечить работой жителей.

– Как вы выбираете российские города, где будете работать?

– Обычно это города меня выбирают. Они приглашают приехать, сделать для них работу.

– С кем вам легче работать – с властями, иначе говоря бюрократами, либо с бизнесменами?

– Есть вещь, которую я люблю в бюрократах. Это люди, которые хотят учиться. Они хорошо слушают. А бизнесмены обычно все знают сами. Бюрократы – они всегда в политике и, как правило, хотят оставить в ней свой след за то время, пока они у власти.

– Мне кажется, так было до кризиса. Сейчас многое изменилось. Вы ощутили кризис?

– Немного.

– А ваши клиенты? Изменились их запросы?

– Не все наши клиенты сильно почувствовали кризис. Рынок поменялся, некоторые проекты были заморожены. Но появились новые: например, российские и украинские клиенты стали делать проекты во Франции, Иордании – они хотят подготовить площадки, чтобы быть первыми, когда кризис кончится. С осени 2008 г. у нашего бюро стало больше работы на 15%. Мы ведь продаем концепции, идеи.

– Расскажите о фонде Вильмотта.

– Мы создали фонд, чтобы общаться со студентами и молодыми архитекторами, помогать им перейти от учебы к тому, чтобы чего-то достигнуть в жизни. Помочь талантливым ребятам с необходимыми контактами, сделать так, чтобы о них узнали. А также научить, как правильно и аккуратно вписать свои работы в существующий архитектурный контекст. В архитектурных школах их учат строить новые здания, но, как правило, не учат реконструкции.

Фонд организует конкурсы, потом выставки из представленных на них работ. За три года работы через фонд прошло 3000 человек.

– Ребята из России могут к вам обратиться?

– Мы думаем над этим. Пока фонд работает со студентами Евросоюза и Швейцарии. Следующий этап – Восточная Европа.

– Российские клиенты более щедры, чем, к примеру, французы?

– Речь не идет о щедрости. Они для меня – люди интересной культуры. От вашей страны всегда чего-то ждешь. Есть совершенно замечательные люди – они интересны, гордятся своей страной, ее архитектурой, литературой, историей.

– Можете описать ваши впечатления о российских девелоперах?

– Есть девелоперы-строители, созидатели – они ведут свои команды вперед. Есть поэты – им интересно все новое, они загораются любой интересной идеей, часто неожиданно. Например, мы сидим на переговорах, и российскому партнеру нравится ковер на полу – он может тут же принять решение купить завод по производству ковров и начать новый бизнес. Их любопытство делает их конкурентоспособными. Они – большие энтузиасты.

– С энтузиазмом бравшие большие кредиты, которые теперь не могут отдать...

– Есть профессионалы и непрофессионалы, те, кто совершенно не умеет управлять проектами. Им необходимо объяснять «пропорции», которые делают архитектуру качественной: правильное соотношение квадратных метров на продажу и незастроенных зон, озелененных территорий.

– Каков средний возраст ваших сотрудников?

– 35 лет. Есть молодежь и люди, которые работают более 20 лет.

– Ваше бюро еще и многонационально. Вы специально подбираете сотрудников из разных стран или случайно?

– Я их подыскиваю. Это хорошо для компании – многообразие культур. Но все должно быть правильно организовано. В бюро работают немцы, итальянцы, даже несколько русских. Но это не значит, что русский архитектор будет работать над проектом в России – вовсе нет. Он может делать проект для Италии. Человек одной национальности может добавить что-то интересное к культуре другой, получается удивительный коктейль.

– Архитектура должна быть космополитична?

– И да и нет. Она должна быть частью своей страны, укладываться в ее контекст, в то же время обогащая его новыми, но хорошо продуманными архитектурными элементами из другой страны.

– Лично вы предпочитаете делать глобальные вещи или небольшие?

– Мне нравится переходить от одного сюжета к другому, менять масштаб. Маленькие здания или большие, частные дома или высотки. Я ценю разнообразие, у меня нет никакой специализации. Мое бюро делает проекты для фармацевтов и ядерщиков, для театров и мэрий, в разных странах. Из Сеула мы перемещаемся на юг Франции и т. п. Мы можем создавать музеи или спортивные сооружения. Сейчас, например, в Европе мания строить высотки.

Вот почему мы не слишком почувствовали кризис в отличие от небольших архитектурных бюро, у которых была узкая специализация. Все, кто работал на локальном рынке или делал только, например, жилые проекты, пострадали. А наше бюро работает в Катаре, Корее, Италии, Иордании, Тунисе – всего в 20 странах.

Есть люди, которые уже работают на посткризисное время. Мы в их числе. К любому кризису надо адаптироваться и реагировать так, как тебе выгодно, в том числе финансово.

– Профессия архитектора во Франции хорошо оплачивается?

– Если вы работаете в нашем агентстве – то да. Как лучше объяснить? Много иностранцев, например, с богатого Востока приезжает искать архитектора во Францию.

Сейчас я предпочитаю работать в Италии или России. Но если понадобится ехать в другую страну, я буду работать и в другой стране. Люблю быть в движении, заводить новые контакты.

– Интерьер вашего дома сделан вами или приглашенным архитектором?

– Мною. Но я могу жить в доме, который сделал другой – при условии, что это красиво. Сейчас я как раз ищу такой дом. Я мог бы жить в высотке, если у нее хорошее месторасположение и она интересно построена.

– Над какими проектами вы сейчас работаете?

– Мы выиграли несколько конкурсов, например мемориал ООН в Южной Корее, новый интерьер двух верхних этажей музея Орсэ в Париже, школы в Англии, загородный поселок под Звенигородом – это маленькие деревянные дачи, чем-то напоминающие финские домики. Ведем работу в Иордании, Провансе (проект на 80 га), Ялте. Еще мы делаем много проектов частных домов для богатых клиентов.