Инвестбанкинг – одна из древнейших профессий

– Для нас важна доля рынка и прибыльность. В газетах пишут о том, что мы сделали только два размещения, но в действительности мы сделали намного больше. Нам важно, что, скажем, в рейтинге EuroWeek мы заняли второе место по объему организованных выпусков евробондов для компаний из СНГ. Было несколько хороших сделок, например с ТМК (85% держателей нот согласились на изменение условий займа. – «Ведомости»). Посмотрите, что произошло с акциями и долгом! Мы участвовали в размещении первого в России после кризиса выпуска конвертируемых облигаций. Все бумаги, которые мы разместили, очень хорошо торгуются. Иностранные инвесторы у нас покупают рублевые инструменты, чего в ВТБ раньше не было. Рынок капитала сейчас в принципе открыт. Российские качественные заемщики вполне могут выходить на рынок капитала, хотя пока они не торопятся этого делать. У нас в перспективе сделки по размещению акций, мандатов много. Конечно, компании потеряли в капитализации, но им нужны деньги.

Прибыль инвестиционного бизнеса ВТБ по МСФО в I квартале была нулевой, рассказывал финансовый директор банка Николай Цехомский. Руководитель «ВТБ капитала» Юрий Соловьев уверяет, что прибыль на самом деле была – просто в группе еще не решили, какие доходы записывать на счет инвестбанка, самого молодого в России

– Правда, что результат инвестбизнеса в I квартале оказался нулевым из-за ошибок в отчетности?

– Нет. «ВТБ капитал» закончил квартал с прибылью. Сегодня, в период становления бизнеса, результаты «ВТБ капитала» полностью отражаются только в консолидированной отчетности группы ВТБ.

– Сколько было вложено в построение инвестбанка? Когда объявлялось о его создании, предправления ВТБ Андрей Костин называл $500 млн.

– Общие затраты подсчитать сложно. Например, нам был передан большой лондонский банк с капиталом свыше $500 млн. С другой стороны, большая часть этого капитала аллоцирована на унаследованный нами портфель лондонских кредитов и не может быть использована для регулярного бизнеса инвестбанка. Мы покупаем риск-системы, технологии, менеджмент-систему. К примеру, у нас есть система управления взаимоотношениями с клиентами. Мы отслеживаем, сколько раз тот или иной клиент позвонил определенному аналитику. По этим данным можно сравнить, сколько бизнеса генерирует тот или иной клиент. Мы развиваем новые бизнес-направления, растем в разы каждый месяц. Скажем, бизнес базовых долговых продуктов – он в этом году самый прибыльный – был запущен практически сразу. Работа с акциями началась немного позже. Раньше группа ВТБ вообще не занималась брокерскими операциями на рынках акционерного капитала – соответственно, колоссальное время заняло развитие этого направления (например, подписание документов с клиентами, открытие их счетов, установление торговых и риск-менеджмент систем во фронт-офисе и расчетных систем в бэк-офисе). Мы достигли неплохих результатов – например, сразу несколько суверенных фондов из Азии и с Ближнего Востока открыли у нас счета и начали торговые операции.

В сырьевых материалах до прихода инвестбанкиров ВТБ вел бизнес только в золоте. Мы же торгуем золотом, платиной, палладием, нефтью и скоро начнем торговать сельскохозяйственными товарами. Мы проводим различные операции для «дочек» ВТБ. У других банков ушли десятилетия на построение этих бизнес-направлений. Мы это сделали в гораздо более сжатые сроки за абсолютно разумные инвестиции.

– И все-таки сколько было вложено?

– Намного меньше чем $500 млн. Вся сумма, которую нам дали, в уставном капитале «ВТБ капитала» (5 млрд руб. – «Ведомости»). За полгода мы вернули все, что взяли. Такого в мире раньше не было.

– Какова рентабельность капитала?

– Наша цель [по инвестбизнесу в целом] – более 20%. Мы стремимся к этим показателям.

– Не кажется ли вам, что инвестиционный банкинг стал каким-то ругательным словом в последнее время?

– Это не совсем корректное высказывание. Если вы посмотрите, какое подразделение принесло больше всего прибыли у целого ряда глобальных финансовых игроков за последние два года, то вы увидите, что это именно инвестиционный банк. У кого самый высокий возврат на капитал? Тоже в инвестбизнесе.

Кто вообще говорит, что инвестбанки пострадали? Те, кому необходимо найти виновных в кризисе. Им легче всего было обвинить инвестбанкиров – те много зарабатывают или очень известные.

Инвестиционному банкингу более 1000 лет, это одна из древнейших профессий. Лучшего способа распределения риска и капитала в экономике пока никто не придумал.

Инвестиционный бизнес – это также управление структурой капитала. Пока есть люди, которые хотят дать взаймы, и люди, которым нужны деньги, инвестиционный банкинг будет существовать. Более того, за последние два года инвестбанки резко увеличили свое влияние во всех сферах. Посмотрите, кто был призван в кризис управлять программой TARP, кто возглавил минфин США.

Больше всех денег потеряли страны, где инвестбанков нет, например Ирландия. А другие только усилили свои позиции. Например, Barclays Capital великолепно осуществил покупку инвестиционных операций Lehman Brothers, получил большую прибыль. Я этой профессией увлечен и не изменил к ней своего отношения в процессе развития ситуации на рынке.

– Не чувствуете ли вы, будучи одним из инвестбанкиров, вины за то, что многим из тех, кто покупал продукты, предлагаемые инвестбанками, в итоге стало плохо?

– Иногда инвесторы недооценивают риски и теряют деньги. Мы как бизнес стараемся, по крайней мере, эти риски объяснять и продавать квалифицированным инвесторам. Я своей вины не чувствую.

– Почему рискованные финансовые инструменты стали такими массовыми?

– Денежная масса за последние 10 лет выросла колоссально, ставки снижались повсеместно. Как появились деривативы? Никто не хотел инвестировать под 2% – все хотели под 5%. Чтобы разместить под 5%, необходимо где-то найти такой риск. Значит, нужно давать взаймы людям, которые могут и не вернуть деньги. Посмотрите, что произошло в Восточной Европе. Посмотрите, как жили потребители и корпоративный сектор в США. Они заняли больше, чем размер национального ВВП.

– Каково сейчас продавать российский риск?

– Во многих случаях я горд за него: у нас много компаний мирового уровня и по управлению, и по фундаментальным показателям. Обижает то, что заемные средства для российских компаний дороже и что капитализация наших компаний в сравнении с зарубежными аналогами ниже. Мы дешевле – это основной аргумент. Почему? Главным образом потому, что имидж России на Западе хуже, чем должен быть.

– Вы изначально позиционировались как государственный инвестбанк, национальный чемпион. Государство использует вас для реализации своих задач, оказывает давление?

– Мы ведем очень важное направление, помогаем правительству в развитии инфраструктурных проектов – фактически предоставляем всю аналитику. Работаем в транспортном министерстве по аналогичным проектам. Если мы улучшим юридическую составляющую в части инфраструктурных облигаций, то сможем привлекать больше капитала. От этого выиграют все. Кроме того, группа ВТБ в прошлом году была самым большим нашим клиентом. У нас было много сделок по реструктуризации.

– Как агента Кремля вас воспринимают?

– Когда мы закрываем сделку, нас часто спрашивают, является ли она рыночной или это указание сверху. Мы всегда проводим только рыночные сделки, но это и приходится дополнительно объяснять. Участие государства в капитале ВТБ и относительная близость к государственным интересам скорее воспринимаются как плюс. Считается, что партнерство с нами снижает политические риски. Особенно в проектах, где мы тоже инвестируем средства.

– Как вы все-таки собираетесь стать крупными в рамках группы, если инвестбанковских сделок сейчас совсем мало?

– Есть ли конкуренция между теми, кто предлагает облигации и классическое кредитование?

– Для правительства главная задача заключается в том, чтобы ресурсы – желательно дешевые и длинные – достигли экономических субъектов. Исторически их давали иностранные инвесторы. Посмотрите, как «Газпром» разместил свои краткосрочные еврокоммерческие бумаги – меньше чем под 3,5%. Для любого российского банка покупка таких бумаг стала бы убыточной операцией.

Роуд-шоу проводят колоссальное количество компаний. Другое дело, что кто-то не хочет занимать под 8%, планируя подождать, когда можно будет взять под 6%. Общий тренд сегодня – это сокращение ставок, причем колоссальное. Пока стоимость фондирования для российских банков, если не считать Сбербанк, гораздо выше, чем на Западе. Но при этом ведь есть большое количество компаний, для которых публичные рынки закрыты. Так что для них российские банки могут сыграть огромную роль.

– Действительно ли «ВТБ капитал» забрал функцию взаимодействия с основными клиентами ВТБ?

– В некоторых банках есть конкуренция между корпоративным и инвестиционным бизнесом, но мы с нашим корпоративными блоком очень сильно продвинулись, работая вместе. «ВТБ капитал» обеспечивает клиентов инвестиционными продуктами – размещение облигаций, M&A и т. д. Часть этих операций, безусловно, очень прибыльна. Для ВТБ логично нас использовать в определении рисков и их цены, наших сотрудников можно задействовать в структурировании сделок. Мы стараемся предлагать комплексные решения, к примеру предлагаем клиентам посмотреть на приобретение каких-то активов. Скажем, для золотой компании – платиновый бизнес. Клиентам очень нравится, когда мы приходим не просто с деньгами, а с идеями.

– Как удалось избежать конкуренции с корпоративным блоком?

– Нам с самого начала удалось выстроить отношения и сотрудничество. Во-первых, у «ВТБ капитала» есть поддержка руководства. Для этого нужна политическая воля внутри банка. Во-вторых, корпоративный блок видит в нас добавленную стоимость. В итоге зависимость клиента от группы возрастает.

– Как все-таки ваше качество оценить в количестве?

– Смотрите за котировками и отчетностью в последующие три года. Мы будем одним из драйверов роста. Мы провели, например, выкуп облигаций ВТБ с рынка. Ниже нас никто не купил. Мы были единственными на рынке, кто покупал по цене 30 плюс (ВТБ сообщал, что заработал на выкупе своих бондов с рынка 5,5 млрд руб. – «Ведомости»).

– ВТБ очень плотно работает с госкорпорацией «Ростехнологии». Вас привлекали к работе с этим клиентом?

– Нам сейчас важно показать результат достаточно быстро. А «Ростехнологии» – это колоссальный проект, в который входит более 400 компаний. По каждой из них работы хватит на несколько месяцев. Нам пришлось бы на два года в эти компании отправить 20 банкиров, а у меня их всего 50. Принципиально я не против этого, но ресурсов, к сожалению, не хватает. Тем не менее у нас минимум пять сделок по разного рода направлениям идет с «Ростехнологиями».

– Как определялась цена размещения новых акций, которые в августе разместил ВТБ?

– SPO не делалось для размещения на рынке. Цена определялась исходя из расчета справедливой стоимости, а не по рынку, серьезные роуд-шоу не проводились. SPO проводилось для того, чтобы усилить капитальную базу банка за счет государства. При этом для миноритарных акционеров это был позитивный сигнал, потому что банк стал гораздо сильнее. Он может дальше развиваться, занимать больше денег, при необходимости создавать больше резервов. Причем миноритарии могли купить по 4,2 коп., в то время как государство покупало по 4,8 коп. Это потрясающее SPO! Ни одна газета не написала, что это положительное событие для банка, для государства. Оно, кстати, заработало на этом $2,7 млрд с момента SPO на 14 октября, вложив $6 млрд.

– Сбербанк рассчитывает от большей части непрофильных активов избавиться в течение двух лет, а от всех – за пять. Считаете, это реально?

– Зависит от сектора, долговой нагрузки. Пять лет – достаточно большой срок, на котором долгосрочные макроэкономические тренды сыграют. Летом 2008 г. никто не ожидал, что некоторые акции упадут на 98%. Но долгосрочные тренды восстановятся, населению нужно развиваться, стране – расти, людям – потреблять, строить экономику. Сейчас никто не покупает квартиры, но шок пройдет, и люди будут покупать. Я, к сожалению, не выбираюсь из кабинета, но комфортные условия для ведения бизнеса и работы очень важны. Мы в этом году начнем переезжать в башню «Федерация». Это было мое жесткое желание, потому что очень сложно реформировать культуру и дух коллектива, когда мы сидим в четырех местах. К тому же нам нужен опенспэйс.

– Выплачивал ли «ВТБ капитал» бонусы за прошлый год? Как вы относитесь к дискуссии о том, что их нужно ограничить?

– Это политически и конкурентно движимые вещи. Те банки, которые будут платить бонусы, будут получать самых лучших, талантливых людей. Насколько я знаю, наше правительство это очень хорошо понимает. Должны быть опционные программы, чтобы работники были заинтересованы в долгосрочном результате. Но пока все фокусируют внимание на абсолютно других аспектах. Вопрос не в том, как делить, а в том, как заработать, как сохранить банк, увеличить его конкурентное преимущество.

– То есть люди несколько демотивированы?

– Я этого не говорил. Люди работают. Я очень не люблю людей, которые за 20 лет поменяли 20 мест работы. Я работаю в каждой организации очень долго, потому что если вы хотите что-то создать – это достаточно долгий процесс. У нас почти вся команда такая. Текучка очень маленькая, единицы. Каждый сотрудник достаточно долго работал в предыдущей компании и внес свою лепту в ее капитализацию.

– На инвестбанковском рынке может появиться Сбербанк. Задумывались об этом?

– Вы забыли, что еще несколько российских банков объявляли о создании инвестподразделения, но я их пока на рынке не вижу, хотя ресурсами некоторые из них обладают колоссальными. За последние 20 лет многие банки объявляли о создании инвестблоков, тратили колоссальные деньги, но, к сожалению, их не создавали. Создание инвестподразделения – это не просто деньги. Это достаточно высокооплачиваемые люди, качественные технологии. Если вы не понимаете, что делаете, вы упадете с обрыва. Вы должны потратить миллионы долларов, чтобы бэк-офис хорошо работал. Можно, конечно, выкупить на $20 млрд все рублевые выпуски и сказать, что вы делаете инвестиционный бизнес. Успешных историй не так много. Из последних – абсолютный успех у Deutsche Bank, за Barclays интересно наблюдать. А возьмите Bank of America, Bank of New York – у них нет инвестиционного бизнеса. Salomon Brothers – это же была эпоха, и где они? Citibank – это уже совсем не то, синергии у них там до конца, к сожалению, не произошло.

– Что будет с бизнесом по управлению активами?

– Работаем, набираем команду. Когда рынок падает на 90%, очень трудно управлять деньгами, если законодательство регулирует риски и запрещает шортить или играть на понижение. И прямого смысла привлечения денег пока не было. Можно было на фиксированном инструменте – бондах ВТБ – потерять 70%. Шортить вы не можете, CDS покупать не можете, опционы на валюту тоже. Как управляющего вас просто нет. Просто сидите и ждете, вынесет рынок или нет. Но мы планируем активно продвигать ПИФы и пенсионные продукты. Пока не делаем этого, потому что, если рынок падает, вы теряете, а если растет – ничего не зарабатываете.

Первый в дом

«ВТБ капитал» в этом году начнет переезд в башню «Федерация». «Это было мое жесткое желание, потому что <...> мы сидим в четырех местах», – уверяет Соловьев. Сам ВТБ планирует переезд на следующий год. «К 20 сентября будем там. Хотим сделать подарок президенту банка, у которого 21 сентября день рождения», – говорил первый зампред ВТБ Василий Титов. ВЕДОМОСТИ, ИНТЕРФАКС