Пушкинский музей сделал интересную выставку скучного периода

Пушкинский музей открыл интересную выставку о самом, казалось бы, скучном периоде европейской живописи – историзме позапрошлого века
М.Стулов

Каждому по уму. Ирина Антонова

директор ГМИИ им. А. С. Пушкина. «У этой выставки несколько уровней восприятия. Каждый будет видеть столько, насколько он подготовлен»

Залы исторических картин XIX века в большинстве музеев публика проходит не задерживаясь. Мало чувственной, тревожащей глаз живописи, много не трогающего сердца пафоса и явно ряженных героев, выстроенных на холсте, как на сцене, – эффектно, но натужно. Чтобы понять сюжет, надо читать аннотацию.

Разумеется, существуют исторические картины, прочно вошедшие в национальное сознание, – у нас это брюлловский «Последний день Помпеи», ивановское «Явление Христа народу» и суриковская «Боярыня Морозова». Без них, родных, наизусть выученных, выставка «Лики истории в европейском искусстве XIX века» могла бы, кажется, и обойтись, но напомнила – эскизами. Суриковский, кстати, очень выразительный.

Вообще, на этой выставке, открытой к XXIX Декабрьским вечерам Святослава Рихтера, слишком много для показа в серьезном музее списков, пусть и авторских. «Смерть Марата» Жан-Луи Давида и портрет Наполеона I Франсуа Жерара – музейные, но копии знаменитых картин, сделанные в мастерских художников.

Но это «Ликов истории» не портит. Здесь дело не в шедеврах, а в концепции. Кураторы выставки – молодые музейные сотрудники (что для Пушкинского редкость). Они в русле культурной моды и знают, что ориентир на шедевры и имена-бренды нынче плохой музейный тон, потакание невзыскательному зрителю и надо искать нечто редкое, маргинальное, ранее высоким искусством не считавшееся. А это как раз историческая живопись первой половины XIX века, который еще недавно был прошлым и вчерашней модой, а теперь стал позапрошлым и историей, которую надо знать, а не оценивать.

Научный консультант выставки – доктор искусствознания Марина Свидерская вообще считает, что «Лики истории» – выставка актуальная, потому что для нынешнего периода развития человечества, пережившего тотальное постмодернистское отрицание, характерна переоценка всех ценностей и широкое приятие прошлого. «Надо вспомнить все, чтобы найти дорогу к будущему».

С мнением ученого, конечно, не поспоришь, но назвать эту выставку актуальной нет никакой возможности. Нельзя же назвать актуальной редкую теперь постановку оперы, где Зигфрид появляется в латах, а не в противогазе. «Лики истории» тоже выставка вполне традиционная, музейная, в меру (т. е. неутомительно) познавательная.

Пунктирно, с помощью всего лишь сотни картин экспозиция показывает, как на протяжении века мифологическое сознание сменялось историческим, современное стало трактоваться как история (та же «Смерть Марата» написана вскоре после события, но явно для потомков), как назарейцы пытались найти новую религиозную живопись, а прерафаэлиты обрести в итальянском средневековье живописный и этический идеал. Как живопись модерна вновь попыталась превратить национальную историю в романтический миф – выставка заканчивается эллегическим Борисовым-Мусатовым.

В выставке «Лики истории» участвуют несколько музеев. Самую впечатляющую историческую картину – «Роже, освобождающий Анжелику» Энгра предоставил Лувр. Здесь и рыцарь в сверкающих латах убивает змия, и златовласая героиня блещет белым телом на фоне темной скалы. Небольшую, но исключительно качественную подборку художников-прерафаэлитов, которых практически нет в наших музеях, – Форда Брауна, Уильяма Ханта, Джона Миллеса – представила британская галерея Тейт. Несколько традиционных исторических картин дала на выставку Национальная галерея современного искусства Рима, не поскупился и Эрмитаж.

Удивительно, но рассматривать эти исторические картины на неизвестные сюжеты (читаем аннотации) оказалось совсем не скучно, хотя герои на них действительно ряженые и в неестественных позах. Наоборот, именно эти малоизвестные театрально-постановочные исторические картины показались интереснее тех, где больше нерва, сердца и радующей глаз чувственной живописи.

Возможно, это произошло потому, что большая историческая картина – безвозвратное прошлое. Теперь не живопись, а кинематограф эксплуатируют историю, актуализируя ее. Что же до проблемы хорошего художественного вкуса – а исторические картины часто упрекали именно в безвкусице, – так во времена всеобщей толерантности уважать чужое безвкусие требуется так же, как не замечать избыточного веса ближнего. История дорога нам как история, как то, чего уже никогда не будет. Так что ее действительно надо изучать, а не оценивать.