Сэмюэль Аллен: "В России проще продать большую и неудобную технику"

Deere & Company – крупнейший в мире производитель сельскохозяйственного оборудования, выпускает также лесозаготовительную и строительную технику. Несмотря на резкий прошлогодний спад продаж в России, в этом году американский машиностроитель открыл здесь сборочное производство. О том, почему Deere & Company инвестирует в Россию и когда ждет восстановления ее рынков, в интервью «Ведомостям» рассказал председатель совета директоров компании и главный исполнительный директор Сэмюэль Аллен.

– Какая из отраслей российского бизнеса, с которыми вы работаете, пострадала сильнее от кризиса?

– Больше всего от кризиса пострадала лесная промышленность. Но она и восстанавливается быстрее всего. Строительство тоже упало катастрофически, и вот здесь надежд на скорое восстановление нет. Даже в кредит строительная техника сейчас не востребована. Сельское хозяйство пострадало меньше, и восстановительный процесс здесь начался. Он будет идти быстрее, если станет развиваться отрасль финансовых услуг и у бизнеса появится возможность привлечения кредитов по более низким ставкам.

– Когда российский рынок продаж сельскохозяйственной и лесозаготовительной техники сможет вернуться на докризисные объемы?

– Знал бы я это – смог бы заработать гораздо больше денег, чем я это делаю сейчас на своем месте. (Смеется.) К сожалению, как и все другие, я не располагаю такими данными. Но могу сказать, что это случится не скоро. 2008 год был для нас очень хорошим годом на российском рынке, а в 2009 г. просто случился обвал. Компании отказывались от инвестпроектов, от вложений в обновление оборудования. Поэтому если бизнес сам по себе и существовал, не остановил работу, то наши продажи были крайне маленькими. Мы пытаемся сейчас восстановить продажи, инвестируем в развитие бизнеса в России немалые средства, но понимаем, что это скорее на долгосрочную перспективу. Рынок в лучшем случае оправится через 2–3 года, а может, на это уйдет гораздо больше времени.

– Насколько снизились ваши продажи?

– Где-то в три раза. Соответственно снизилась и рентабельность бизнеса. Сейчас уровень рентабельности работы в России у нас находится примерно на уровне нуля. Подробных данных по финпоказателям от работы в России у нас нет.

– Сколько выручки от продаж в процентах от общего вашего объема приходится на Россию?

– Сейчас это 1%. Раньше было порядка 5%.

– То есть экономика других стран пострадала от кризиса меньше?

– Да, Россия из наших важных рынков пострадала сильнее всего. Чуть меньше – Европа. И восстанавливаются продажи и тут и там очень медленно. Североамериканский рынок, пострадавший меньше, восстанавливается гораздо быстрее. Очень эффективно процесс восстановления идет в Азии – в Индии и Китае, во многом благодаря госвливаниям в экономику. Но лучше всего, к нашему удивлению, восстанавливается латиноамериканский рынок.

– В каких странах, на ваш взгляд, господдержка экономики была наиболее эффективной?

– Должен сказать, что государство, сделавшее больше всех для восстановления своего сельского хозяйства и строительной отрасли, – это Китай. Они тратят на восстановление много денег, было вложено более 500 млрд евро. Эффективны меры господдержки бизнеса в Индии. В Бразилии также достаточно эффективно работают несколько программ, направленных на поддержку среднего и малого бизнеса, в частности фермерства. Позиция правительств этих стран была наиболее лояльной бизнесу в кризис.

– Россия для вас сейчас всего 1% от продаж. Почему же вы продолжаете инвестировать в свое развитие здесь?

– Россия – это 1/9 площади земли, 20% мировых запасов лесов и около четверти мировых запасов незамороженной пресной воды. Объемы потребления леса и продовольствия растут. К 2050 г. количество продуктовых магазинов увеличится вдвое. Если мир хочет оставаться сытым, России придется расти в роли сельскохозяйственной державы. То же могу сказать про лес. Мы верим в это и вкладываемся на будущее.

– Какой техники сейчас в России продается больше?

– Сельскохозяйственной. На втором месте заготовительная, строительная – на третьем.

– Привел ли кризис к какому-то переделу на российском рынке продаж техники? Какую долю в общем объеме вы занимали в докризисное время и сейчас?

– Официальных данных по тому, как конкуренты делят ту или иную отрасль, ни у кого нет. Но могу с уверенностью сказать, что определенную часть российского рынка в кризис мы потеряли.

– А по данным вашей маркетинговой службы, какую долю на российском рынке вы занимаете сейчас?

– Все сложнее, чем вы думаете. У нас, правда, нет точных подсчетов по тому, кто сколько продает здесь.

– Считаете ли вы российских производителей своими конкурентами?

– Да, у нас есть и российские, и международные конкуренты на российском рынке. Очень сильны позиции «Ростсельмаша». Также из производителей стран СНГ нам приходится конкурировать с «Агромашхолдингом», Минским тракторным заводом. Из зарубежных компаний активно в России работают CNH Global, Claas в сегменте сельскохозяйственной техники, Caterpillar, Valmet – в сегменте деревообрабатывающей; в строительстве – Komatsu, Caterpillar.

– По стоимости техника российского и белорусского производства дешевле вашей техники. Почему же покупатели должны выбирать вашу технику?

– Мы работаем и в низком ценовом сегменте в том числе. Это уже потребителю решать, хочет ли он платить за высокие технологии или ограничиваться минимальным функционалом.

– И каковы предпочтения российских фермеров?

– Сельское хозяйство в разных странах развивается по-разному. Россия поражает масштабами. То есть, например, в Азии (Индии, Китае) размер фермерского хозяйства невелик – обрабатывается 2–3 га земли, в Северной Америке большое фермерское хозяйство может включать до 800 га. В России же среднее фермерское хозяйство (агрохолдинг) – это около 2000 га в обработке, а есть компании, которые обрабатывают десятки тысяч гектаров. Это накладывает свой отпечаток: в России легче продавать большую технику. Второй момент: в Азии и Северной Америке фермер – хозяин своего бизнеса, он сам проводит время в поле, сам сидит за рулем этого комбайна или другой техники подолгу, и поэтому он готов платить за то, чтобы ему было там комфортно. В России большая часть продаж John Deere приходится на крупный агропромышленный бизнес, где хозяин занимается управлением, а в поле работают наемные сотрудники. Поэтому комфорт является далеко не определяющим критерием в выборе техники и уж точно уступает цене.

– А что, на ваш взгляд, мешает в России развиваться частному фермерству, появлению небольших хозяйств? Может, пьянство в деревнях?

– Нет, что вы! Просто специфика бизнеса везде своя: климат, природные условия. В Азии большие площади, например, отдаются под посадку риса, остальные культуры выращиваются небольшими хозяйствами.

– Как вы относитесь к тому, что сейчас по программе от «Росагролизинга» можно купить только технику отечественного производства? Считали вы объем своих потерь от этого?

– Мы никогда не ставили на лизинговые схемы продаж, поэтому не могу сказать, что мы что-то теряем. На наш взгляд, после продажи техники она нуждается в качественном сервисном обслуживании. Лучше, когда она в собственности фермера, а не лизинговой компании и у него всегда есть возможность работать с дилером, который располагает сервисным центром. Мы ставим на развитие качественной дилерской сети, а не на продажи в лизинг.

– А развития лизинга внутри John Deere в ваших планах нет?

– Мы продаем на рынке США по лизинговым программам. Они наши собственные, в структурах John Deere есть и финансовые институты. В других регионах – в Индии, Китае, Южной Америке, Европе – мы не планируем развивать такие программы. Но мы развиваем и кредитные программы.

– В России много платежеспособных предприятий, которые можно кредитовать?

– Если бы наши клиенты не были платежеспособными, мы бы теряли деньги. Пока в России мы с такими проблемами не сталкивались. Но нужно тут же сказать, что мы очень консервативны в плане продаж в кредит: либо мы, либо наш дилер должен очень хорошо знать предприятие, которому предоставляется отсрочка в платежах за технику. Причем если дилер поручается за предприятие, то он делит с нами риск от продажи техники ему в кредит.

– Какие статьи расходов своего российского бизнеса вы сократили в кризис?

– Мы не сокращали ни штат, ни зарплаты, ни тем более число дилеров. Потому что это еще сильнее ударило бы по продажам в кризис. Мы здесь опять же сделали ставку на долгосрочную перспективу, а не на сохранение прибыли за счет сокращения всех возможных издержек. Таким образом, когда рынок вернется на прежние объемы, мы будем в хорошей форме. Единственное изменение, которое мы сделали в кризис, – снизили цены на продукцию, стараясь хоть таким образом поднять объемы продаж.

– В основном все ваши дилеры – независимые компании. Почему вы не развиваете собственную сеть?

– Потому что так работать эффективнее. Ты меньше вкладываешь, в то же самое время твой дилер заинтересован в большем объеме продаж, так как от этого напрямую зависит его доход. У нас есть собственная дилерская сеть в продажах лесозаготовительной техники. Это было первое направление бизнеса, которое мы развивали.

– Вы недавно открыли производственный центр в Домодедове. Какой объем техники там планируете собирать?

– Не могу сказать, все будет зависеть от рынка. Центр должен будет покрывать российский рынок и частично рынок стран СНГ. Об экспорте в Европу речи не идет.

– А по схемам «Росагролизинга» ваша техника теперь сможет продаваться?

– Мы не проводили консультаций по этому вопросу, но вполне вероятно.

– Какой объем инвестиций был вложен в проект в Домодедове и какие сроки окупаемости обозначены?

– Я не могу назвать точную сумму. Но в прошлом году после встреч с чиновниками российского правительства нам стало понятно: бизнес в России нужно развивать, это перспективно, и мешать нам не будут. Мы решили инвестировать в ближайшие пять лет $500 млн в Россию. Чуть меньше половины этой суммы ушло как раз на запуск центра.

– Сейчас для производственного центра комплектующие поставляются из-за рубежа. Каковы ваши планы по локализации их производства? Возможно, думаете о создании совместных предприятий с российскими компаниями?

– Пока никаких договоренностей у нас нет. Но вообще мы практикуем создание СП по всему миру, и на российском рынке это было бы перспективно. В июне мы пригласим на конференцию в Россию 60 наших лучших поставщиков со всего мира, чтобы показать, что мы здесь делаем. Возможно, они увидят целесообразность переноса своих производств сюда.

– А вы изучали рынок производителей российской техники? Возможно, тут есть те, кто мог бы стать вашими поставщиками.

– Конечно, мы активно ищем поставщиков в России, причем потенциально мы говорим не только об обслуживании нас в России, но и за ее пределами, если это будет эффективное сотрудничество. Но мы не станем создавать с кем-то СП, чтобы оно потом продавало свою продукцию и нашим конкурентам.

– Какой уровень локализации вы считаете перспективным?

– 30–50% теоретически.

– И когда вы его сможете достигнуть?

– При хорошем раскладе мы достигнем 30% через 4–5 лет.

– Вы проработали более 34 лет из своих 56 в John Deere и наверняка за это время получали много предложений от других компаний о трудоустройстве.

– О да, получал, и меня уговаривали уйти, но я остался. Вот и все.

– А о создании собственного бизнеса вы никогда не думали?

– Если бы у меня была другая жизнь, то я с удовольствием стал бы дилером John Deere, что, по сути, и есть собственный бизнес.

– Сейчас не думаете о таких перспективах?

– Нет, много дел в John Deere.

– В России вам вообще нравится? Вы тут в первый раз?

– В статусе гендиректора компании – в первый. До этого приходилось бывать, когда я курировал развитие нашего лесного направления. Интересная страна, интересные люди, впечатляющие перспективы развития.

– А как вам наши власти? Поддержку ощущаете?

– Прошло меньше года с момента нашей встречи с министром сельского хозяйства и другими представителями власти – и вот мы открыли центр, запустили производство продукции на территории России. Как вы думаете, были бы мы здесь сейчас, если бы не ощущали поддержку?

– Российский менталитет – это плюс или минус для работы в John Deere?

− В нашем штате в России 300 человек, в штате наших дилеров – около 1300. И не важно, российский ты менеджер, китайский или американский; ты – менеджер John Deere. Россияне отлично вписались в корпоративную культуру компании, многие прошли практику в США. Не могу сказать, чтобы у нас были какие-либо проблемы. И нас, в свою очередь, радует то, что люди хотят работать в нашей компании.