«Я создаю современные сказки для взрослых»

Блистательная, элегантная, вся лучащаяся энергией Джоан Харрис не задумывалась над ответами ни мгновения, и в этом тоже демонстрируя совершенство и профессионализм.

– Одна из ключевых ваших тем – свобода, преодоление устоявшихся правил. Вам не кажется, что сегодня, несмотря на обретение большей внешней свободы, люди утратили внутреннюю свободу решать и думать?

– Качество нашей свободы, безусловно, изменилось. Раньше все границы были более четкими и очевидными. Положение в обществе, размер твоего состояния, да и просто расстояния накладывали рамки на жизнь. Но сейчас часть этих барьеров растаяла, например, поехать теперь можно куда угодно. И многие люди, по крайней мере на Западе, совершенно растерялись. Они не знают, где они, кто, зачем и как им быть с этой вожделенной свободой. И вместо радости у людей возникает чувство вины, оттого что они не используют всех доступных возможностей.

– И, кажется, люди стали более управляемы посредством рекламы, масс-медиа?

– Да, люди нередко становятся точно загипнотизированные и ждут, чтобы им помогли, подсказали. Общество отчасти нами действительно манипулирует, вгоняя нас в какое-то детское состояние, так что мы теряем способность идти против течения.

– Ваши книги способствуют умению идти против течения?

– Было бы приятно думать, что это так. Хотя на самом деле я не знаю. Но подозреваю, что, если люди вычитывают из моих книг именно это послание, значит, они уже движутся против течения.

– Вам известны случаи, когда книга действительно повлияла на чью-то жизнь?

– Конечно! Мои читатели постоянно говорят мне: вы заставили меня подумать иначе. Очень многие, по всему миру, подходили ко мне и говорили, что решили бросить заниматься тем, чем занимались прежде, и открыть шоколадные кондитерские (как героиня «Шоколада». – «Ведомости»). Иногда мне вообще кажется, что люди читают книги для того, чтобы им разрешили наконец сделать то, что им так хочется или очень нужно сделать. Например, женщины подходили и говорили: я прочла вашу книгу и поняла, что я могу уйти от мужа. В последнее время я переписывалась с женщиной-инвалидом, ей очень понравилась книга «Рунические знаки», и она пишет, что устроила бизнес со своим знакомым ювелиром и они теперь торгуют по интернету руническими знаками из серебра. И у нее появился интерес к жизни.

– Ваши книги обычно кончаются по-доброму. Вы оптимист или так ощущаете свою миссию – дарить читателям утешение?

– Ни то и ни другое. Это ведь не я заканчиваю истории, они сами заканчиваются. Так или иначе. Иногда финал оказывается довольно туманным, так что даже и не скажешь, хорош он или плох, все зависит от личности читающего. Кому-то то, что писатель сжигает свою книгу, или то, что убийца уйдет безнаказанным, покажется ужасным, а кому-то – напротив. Но я всегда смотрю, верю я сама в свою концовку или нет. А в «Шоколаде», кстати, финал вообще открытый, и я не знаю, осталась героиня в городе или нет.

– Героиню «Шоколада» принес в город ветер, точно Мэри Поппинс. Какие литературные традиции для вас актуальны? Сказки, например?

– Не одна я – все европейские писатели находятся под сильнейшим влиянием фольклорных традиций, и в особенности сказок. Это как гамма до-мажор, которая слышна во всем, что мы делаем.

– В ваших романах сильна, кажется, и сентиментальная традиция – скажем, Диккенс.

– Но Диккенс-то, как и Шекспир, писал, в сильнейшей степени опираясь на фольклорные образцы, на европейскую традицию сторителлинга. Посмотрите, сколько в его книгах золушек, невинных сирот, злых мачех! Перечитайте «Большие надежды», они начинаются в точности как сказка. То же самое и у Шекспира, достаточно вспомнить первую сцену «Макбета». И так во всей европейской литературе, мы все это делаем, сознательно и бессознательно.

– Вы часто растворяете в ваших вещах мистику, фантастику, зачем она вам?

– Ну в каком-то смысле я создаю современные сказки для взрослых, которые снимают налет будничности с нашей жизни. На самом деле мы никогда не прекращали верить в волшебство, оно всегда рядом, всегда нас сопровождает, просто, когда мы становимся взрослыми, принимает другие формы.

– В ваших рассказах, в ваших романах – и в «Шоколаде», и в «Ежевичном вине», и в «Пяти четвертинках апельсина» – постоянно описываются вкусовые ощущения во всем богатстве оттенков, в бесконечности нюансов. Значит ли это, что вы ненавидите «Макдоналдс»?

– Да. Я ненавижу «Макдоналдс». И не только его. Но и все, что заставляет нас забыть, откуда берется еда. И превращает в птенцов с открытыми клювами, в которые общество забрасывает все подряд.

– Но как не забыть, откуда берется еда?

– Во-первых, никогда не ходить в «Макдоналдс». Во-вторых, отказаться от того, что делает еду неузнаваемой, наркотической, от всех этих добавок, которые подсаживают вас на определенные блюда. К тому же, взгляните, он везде тот же, «Макдоналдс», на Красной площади он такой же, как на Таймс-сквер. Подобные вещи стирают идентичность, национальное своеобразие еды и места.

– Вы хотите сказать, что никогда не водили свою дочку в «Макдоналдс»? И она никогда этого не требовала?

– Никогда. Она ненавидит «Макдоналдс». Она вегетарианка. Ей нравится мексиканская еда. И она, между прочим, сама отлично готовит.

– Как и вы, насколько я знаю.

– Да, понемногу. Но книги у меня получаются все же лучше.