В Авиньоне показан главный спектакль нынешнего театрального фестиваля

В одном из французских журналов, сделавших спецвыпуск про Авиньонский фестиваль, есть отличная фотография Кристофа Марталера, выбранного в этом году идеологом и рулевым основной программы: на ней видны щеки и очки знаменитого швейцарского режиссера, а остальные полкадра занимает фонтан брызг – как будто Марталер набрал в рот воды и тут кто-то его рассмешил.

Например, предложением поставить спектакль в Почетном дворе Папского дворца.

Чтобы оценить шутку, надо представить себе каменные стены высотой с девятиэтажный дом, трибуны на 2000 мест и площадку, на которой можно играть в футбол. А потом мысленно поместить в этот монументальный антураж под открытым небом типичных персонажей Марталера – тихих пациентов психиатрической больнички, разыгрывающих меланхоличные гэги на фоне заката европейской цивилизации, от которой осталась лишь великая музыка.

На этот раз – еще и величественная архитектура самого большого замка средневековой Европы. Поэтому на выставке Анны Фиброк, постоянного соавтора-сценографа Кристофа Марталера, макет нового спектакля – единственный, вокруг которого нет коробки. Только планшет сцены, на котором несколько папских гробниц, исповедальня и скамьи католической церкви, а в центре – стиральная машина и уличный лоток-холодильник для колы.

Но персонажи Марталера неизменны. Даром что замысел нового спектакля отталкивается от легендарного конфликта между королем Франции Филиппом Красивым и папой Бонифацием VIII, результатом которого стал перенос папского двора из Рима в Авиньон в начале XIV в. Все равно мы смотрим (с высоты примерно пятого этажа), как один пожилой человек в течение 20 минут качает над чашкой пакетик растворимого чая. А другие пытаются поудобнее устроиться на папских усыпальницах, предупредительно застеленных матрацами.

На самом деле Почетный двор – идеальная площадка для Марталера, который умеет притвориться слоном в ювелирной лавке, оставаясь тончайшим знатоком того, что подвергает язвительной деконструкции. Спектакль про пап в Папском дворце – логичный поворот его любимого сюжета о маленьких людях, потерявшихся в большой истории и культуре. Экскурсовод, который в начале действия приглашает их (и нас) в огромный двор-музей под открытым небом, разумеется, слеп, но самоуверенно указывает на достопримечательности белой тростью: «Дамы и господа, посмотрите направо, посмотрите налево... А вот это – самый чудодейственный объект»: в подтверждение слепой сует голову в стиральную машину и прозревает. После чего первым делом проявляет интерес к тому, что можно разглядеть под юбкой у дамы, склонившейся в молитве.

В общем, взгляд Марталера и автора сценария Оливье Кадьо на религию, историю и человеческую природу по-бунюэлевски саркастичен. Весь спектакль персонажи, которым, как гуманитарную помощь, скидывают с огромной высоты (практически с небес) папские мантии, спорят, что есть истина, но значение этой полемики вполне исчерпывается названием: Papperlapapp – немецкий вариант «бла-бла-бла».

По-русски я бы сказал «Па-ра-па-па-пам», потому что, как обычно у Марталера, эти нелепые люди еще и поют. И музыка (от Баха, Моцарта и Верди до Шопена и Вагнера) не просто уравновешивает сарказм – она становится самым грандиозным аттракционом, какой можно представить в этом пространстве. Папский дворец превращается в живой орган (с ударением на любом слоге): голоса и инструменты звучат из разных окон, с разных этажей, а в кульминационный момент резонируют даже трибуны – звуковая стена, выстроенная автором оригинального саундтрека Мартином Шютцем, вырастает до высоты стен Папского дворца. И вот тут начинается массовый исход оглушенной и возмущенной публики, чьи представления об истине и гармонии, вероятно, непогрешимы, как папский престол.