Собирать по расчету бессмысленно

Вопросы о ситуации, сложившейся сегодня на антикварном рынке русского искусства, «Ведомости» решили задать известному московскому коллекционеру Валерию Дудакову. На этом рынке он не ангажированный игрок, а компетентный наблюдатель с большим стажем. У него давно устоявшаяся репутация глубокого знатока искусства и человека, свободно высказывающего свое мнение, часто не совпадающее с общепринятыми представлениями. От этого и сложность в разговоре – прежде чем дать ответ, Дудаков обязательно объяснит некорректность формулировки вопроса

– Экономический кризис должен был снизить цены на антиквариат, он их и снизил – но только не на русское искусство. Русский покупатель готов платить много?

– Все, что происходит на Западе, механически случается и в России – правда, с поправочным коэффициентом. Только надо учесть: в России за редчайшим исключением антиквариат так высоко не оценивался. А утверждение, что на рынке русского искусства покупатели только русские, – надуманное или неправда. Тут достаточно богатых американцев, японцев, жителей стран, входивших в СССР.

– А у этого нерусского покупателя есть приоритеты в русском искусстве?

– Два основных направления для всех были, есть и будут. Первое – это русское классическое искусство, академическая и передвижническая школы, второе – произведения художников так называемого русского авангарда, куда сваливают и поздний «Мир искусства», и художников «Голубой розы», и «Бубнового валета», и самых крайних авангардных течений. С иконами дело сейчас не вполне хорошо, они очень вздорожали, и этот третий традиционный пласт испытывает достаточно серьезный кризис, хотя до кризиса экономического – извините за тавтологию – иконы продавались очень хорошо.

­– Но цены, судя по каталогам торгов ведущих антикварных домов, в этом году все же опустились...

– Очень несущественно! Серьезно опустились цены только на шестидесятников и художников нонконформистов, а в последние несколько лет они все время поднимались. Продали же за шесть миллионов долларов «Жука» нашего главного художника Кабакова. А на предшествующем аукционе его работу вообще не продали, и тогда я громко, на весь зал, сказал: «Наконец-то вы, дураки, поумнели». И все это съели.

У нашего искусства есть два рынка – западноевропейский-американский и внутри страны. Внутри галереи почти не сбавляют цены, у них есть запас прочности, и крупную серьезную вещь художника передвижнической или академической школы вы все равно будете покупать за сумму, близкую к миллиону долларов. Упали цены на всю второстепенную и третьестепенную живопись, ее никто не покупает.

– Два года назад на аукционах предлагали вещи просто неприличного качества...

– Дело не только в качестве. На аукционе графики MacDougall’s был рисунок Миклашевского, изображавший Сухуми, на внутреннем рынке если его за тысячу долларов купят, то надо кланяться покупателю. А там столкнулись двое, возможно выходцы из Сухими, – и рисунок ушел за 52 тысячи долларов. Бессмысленная цена! Результат столкновения двух баранов.

– Вторичный рынок во времена кризиса должен активизироваться – кто-то ведь вынужден сегодня продавать накопленное.

– Вторичный рынок всегда был, люди видели, насколько каждый год на русских торгах, особенно в Лондоне, поднимаются цены. Многие покупали и продавали, а сейчас цены остаются высокими, дилеры не хотят осознавать, что время другое, и цены держат.

– Значит, сейчас не стоит рассчитывать на денежную удачу?

– Само собирательство, коллекционирование, не основано на экономическом смысле. Если в основе его лежит только желание заработать, то никогда ничего путного не выйдет. В основе только страсть, любовь. Голый расчет ничего не даст.

– Ну а как же банковские коллекции, которые вы помогали собирать?

– Да, я покупал вещи для крупных компаний и банков. Но для представительских целей. Вещи либо висели в кабинете, либо отдавались как хороший подарок за услугу.

– Получается, что искусство как инвестиционное вложение бессмысленно.

– Не бессмысленно, если за страстью идут расчет и сообразительность, то можно заработать. Но стратегия корпоративных коллекций в России себя не оправдала, и судьба их печальна. Все экономические выкладки относительно инвестиций в искусство базируются на восходящем потоке цен, а рост цен не гарантирован. В свое время один японец купил семейный портрет Репина за миллион двести, продал за триста восемьдесят тысяч через два года, как только разразился кризис. Зачем он это сделал, не знаю.

– Триста тысяч были нужны позарез.

– Кризис 90-го года дал нам, коллекционерам, большой опыт. Помню, из 20 работ из коллекции Георгия Костаки 18 было не продано. А у него коллекция авангарда номер один. Собирать живопись, скульптуру и графику только для того, чтобы вложить туда деньги, безнадежно. Лучше покупать акции или бриллианты. Но раньше антикварный рынок был подвержен семилетнему циклу, а сейчас в экономике происходят непредсказуемые процессы, и что должно быть с антикварным рынком, который следует за этими экономическими процессами, никто не скажет.

– А почему цены на русскую живопись выше, чем на западноевропейскую того же качества?

– Объем материала, который есть в Европе, начиная со средневековья, несопоставим с рынком русской живописи, которая началась с конца XVIII века. И картина художников итальянского Возрождения оценивается ниже работ Клеверов, младшего и старшего. И еще рынок разогрет потому, что наши покупатели малообразованны, плохо понимают, что делают, и не хотят понимать. Им некогда заниматься искусством, они заняты нефтью, спекуляциями.

– А японцы и американцы собирают по любви?

– И по желанию понимать искусство. Оно у них с детства. Сравните наши и зарубежные музеи по количеству посетителей. Новые коллекционеры по уровню знаний несравненно ниже даже тех, кто начинал двадцать лет назад. В их распоряжении каталоги, интернет, но они малограмотны, и с ними невозможно разговаривать на профессиональном языке. Этих людей легко обвести вокруг пальца. Эксперты и дилеры могут их убедить, что полная ерунда есть работа великого автора, потому что к ней приложен сертификат, бумажечка. А через несколько лет грош будет цена этой вещи и бумажечке.