Что понравится Квентину Тарантино?

В рейтинге критиков журнала Variety первое место – у «Детектива Ди и тайны призрачного пламени» (Detective Dee and the Mystery of Phantom Flame) Цуя Харка. Фильму большого кун-фу и идеально просчитанного волшебства, «Детективу Ди» прочат любовь Тарантино и какой-нибудь приз, хотя гораздо лучше это кино о легендарном детективе эпохи Тан смотрелось бы не на Лидо, а в мультиплексе под хруст попкорна.

На удивление мало баллов получил один из самых талантливых французских режиссеров – Абделатиф Кешиш. Он представил драму «Черная Венера» (Venus Noire) о судьбе Саарти Баартман – «готтентотской Венеры», африканки, которую в начале XIX в. возили по Европе, развлекая публику некоторыми особенностями ее анатомии. После смерти «готтентотской Венеры» ее гениталии и гипсовый слепок с тела были выставлены в парижском музее.

На Венецианской архитектурной биеннале в этом году представлен занятный проект: выставка изношенных «общественных» предметов, служивших человеку. Напольное покрытие, обшарпанные перила, двери лифта, дверные ручки офисного здания, ступени. В аннотации к некоторым объектам указано, почему они так выглядят: «Столешница библиотечного стола, потерта многолетним скольжением библиотечных книг». Фильм Кешиша – тоже история объекта, потертого многолетним скольжением взглядов и прикосновений. Несмотря на убедительность и страсть, с которой Кешиш топит свою героиню в похоти развращенной публики, фильм кажется слишком затянутым и слишком долго говорит об очевидном. Да, человека, который хочет петь, нехорошо выводить на сцену, чтобы все щипали его за задницу. Да, к представителям иной расы, иного пола, вообще к любому другому человеку нельзя относиться как к вещи. Но если уже решить, что перед тобой вещь, то не важно, чем ее шоркать – библиотечными книгами или искусственным фаллосом, так что нагнетание унижений, пусть и следует биографии Саарти, выглядит излишним. Зритель следит не за тем, как человек становится вещью, а за перемещениями этой вещи, логичным завершением которых становится возвращение тела Саарти на родину и захоронение останков. А самое нечестное в фильме – его единственный положительный персонаж, художник из Французской академии наук, который в финале раскрашивает гипсовый слепок с тела Саарти, делая его пугающе живым. А ученые в это время отрезают у трупа Саарти гениталии и вынимают мозг. Что-то автобиографическое проглядывает в этом художнике: пока вы все лапаете или препарируете действительность, я возвращаю ей жизнь.

Кинокритики разделились на два лагеря: один можно условно назвать исправительно-трудовым, и эти считают, что главный претендент на «Золотого льва» – суровая «Канава» (The Ditch) Вань Биня. Другие, неисправимо-цирковые, посмотрели «Печальную балладу для трубы» (Balada Triste De Trompeta) Алекса де ла Иглесиа, и теперь им все равно, кто получит позолоченную цацку.

«Печальная баллада» выбивается из конкурса, как автомат Калашникова из-под полы офисного пиджака. Это «высокочтимо-мерзостный» гран-гиньоль, яростное, пошлейшее, кровавое цирковое представление, в котором не все умрут, но все, в том числе и зрители, изменятся.

Еще на титрах Алекс де ла Иглесиа с восхитительной наглостью показывает все, что повлияло на этот фильм, от фотографии Сальвадора Дали до Бориса Карлоффа в роли чудовища Франкенштейна. Все начинается с гражданской войны: в 1937 г. в цирк во время выступления клоунов врываются люди в военной форме и требуют, чтобы циркачи взяли в руки оружие. Рыжий клоун, одетый в женское платье, берет мачете. И это, возможно, лучшие десять минут кино, снятые в 2010 г.

Через много лет сын Рыжего клоуна сам становится клоуном, только Белым, и приходит в новую труппу, где с первого взгляда влюбляется в воздушную гимнастку. Его соперник – Рыжий клоун. Этот нехитрый сюжет быстро начинает хромать, огрызаться, превращаться в набор гэгов и прижигать себе щеки горячим утюгом. Алекс де ла Иглесиа до крови кусает все, что видит, от босховских уродов и «Уродцев» Тода Броунинга до кровавой истории Испании и протянутой руки диктатора Франко. Хорошо бы фильм привезли на какой-нибудь осенний московский кинофестиваль. Потому что без «Печальной баллады для трубы» этот киногод уже немыслим.