Мюнхенский «Каммершпиле» показал в Москве библейскую карусель

Йохан Симонс поставил «Иова» в мюнхенском «Каммершпиле». Богатой на события жизни Иова ХХ века – учителя Менделя Зингера из южнороссийского местечка Цухнова – он противопоставил подчеркнутый аскетизм постановки.

В поствербальную эпоху европейского театра Симонс делает решительный шаг обратно – к рассказу частной истории, в которой, как в капле океанской воды, отразилась большая История. Практически лишив героев и сцену специфического национального колорита, он подчеркивает универсальность этой истории. Добиваясь от актеров суховатой, почти скупой манеры игры, он точно говорит: масштабы потрясений, которые пришлись на долю человека прошлого столетия, не нуждаются в сценических изысках. О них достаточно рассказать.

Жизненный цикл, центробежная сила, разбросавшая по миру всю семью, вечный бег за счастьем – вслед за солнцем, с Востока на Запад, обозначен на сцене цирковой каруселью с тремя ключевыми словами на крыше: Birth, Love, Death.

Бог дал Менделю четверых детей – красавицу Мириам, бравого Иона, рассудительного Шемарью и эпилептика-аутиста Менухима, давшего Менделю первый повод возроптать на Бога. Менухима в черном костюмчике родня таскает по сцене за руку или за ногу и задвигает поближе к карусели, чтобы не мешался под ногами. Больной ребенок мешает жить – и здоровые дети находят простой выход: Ион наваливается с подушкой на брата, Мириам подталкивает Шемарью – дескать, иди, помоги брату. Только вмешательство отца спасает Менухима.

Любовь Менделя созерцательна и бездеятельна – принять больного ребенка как Божий промысел и уповать на чудо, отвергая возможность лечить его. Но исторические катаклизмы (или все тот же промысел Божий) требуют от Менделя действий, выбора между двумя поступками, каждый из которых для него невозможен. В итоге семья, оставив больного Менухима, едет в Америку, где терпит полный жизненный крах. По крайней мере, так кажется до самого финала, в котором Менделю, как и его библейскому прототипу, судьба возвращает, казалось бы, безнадежно утраченное.

Менделя играет Андре Юнг, ведущий актер «Каммершпиле». Свитер под мятым костюмом, шапка-пирожок, большие очки, взгляд упрямый и тоскливый – праведник, не понимающий причину своего проклятия, сын народа то ли богоизбранного, то ли богооставленного. Играет точно крупный план в кино, но сцена удивительным образом подчиняется этим правилам – Юнг вызывает желание все время смотреть ему в глаза. Следить, как из смиренной покорности разгорается огонь богоборчества, личного бунта, как затем взгляд подергивается пеплом – Мендель принимает жизнь без родных не из верности Богу, а как единственную возможность собственной болью искупить свою вину перед родными. И финальное чудо явления к отцу Менухима (здоровый, гениальный, простивший предательство сын с чужим именем и материнской фамилией) кажется таким же нереальным, как явление Мессии.