Петербургский текст – на сцене и в нотах

Давным-давно стали общим местом разглагольствования про «Петербургский текст» им. акад. Топорова, однако в день премьеры от этих ассоциаций было ну никак не отделаться. Сырая метель, поглотившая умышленный город, была точь-в-точь как та вьюга, что «свистела в улицах, ветер, по петербургскому обычаю, дул со всех четырех сторон, из всех переулков», и бедному Акакию Акакиевичу «вмиг надуло в горло жабу».

Снег эффектно валил и в спектакле. Режиссер Александр Петров усадил зрителей на авансцене, в нескольких метрах от раздетой черной сценической коробки. Заднюю ее стену по диагонали пересекает лестница, под колосниками – присутствие, обозначенное плоскими фанерными чиновниками, пишущими механическим движением руки на манер мишеней в тире. Атмосфера ирреального гоголевского города-морока создается лишь светом, дымом и снегом: спектакль – первая премьера после реконструкции здания театра, в процессе каковой его начинили всяческой современной техникой, и художник Александр Храмцов, кажется, вознамерился продемонстрировать все ее изрядные выразительные возможности.

Техника использована не хвастовства ради, а очень по делу. К примеру, Акакий Акакиевич (превосходная, выдающаяся работа Андрея Матвеева) является наконец на службу в новой шинели – его торжество и счастье находят материальное выражение сразу в трех персонажах: Подкладке, авантажной девице в алом и в маске, Сукне и Пуговицах, двух молодых людях, да еще разверзается пол, и оттуда выплывает портной Петрович с нимбом, воздев благословляющие персты на манер буквально Господа Бога.

Все эти фантасмагории, конечно, вышли из гоголевской «Шинели». Тут режиссер следует за композитором, композитор – за повестью. Илья Кузнецов сочинил очень театральную, заразительную музыку, в лучшем смысле слова простодушную, заставляющую вспомнить Валерия Гаврилина, бывшего равно искренним и в гротеске, сарказме, и в пронзающей, щемящей боли и тоске. Вот и у Кузнецова за бурной кадрилью, которую жгут чиновники вместе с некой дамочкой облегченного поведения, следует заупокойная молитва, разрастающаяся до реквиема по почившему Башмачкину, – ее поет квартирная хозяйка злосчастного титулярного советника. Разбитную даму, хозяйку и еще жену Петровича играет одна Елена Попель – как это согласно с духом Гоголя!

Та же Попель стала бессловесной героиней второй гоголевской истории, составившей вместе с «Шинелью» спектакль, названный «От Петербурга до Миргорода». В Миргород после антракта перенесла «Опера о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» Геннадия Банщикова. Это сорокалетней давности сочинение известного композитора Александр Петров и главный дирижер «Зазеркалья» Павел Бубельников уже ставили полуконцертно в 80-е, сейчас им, как и «Шинелью», дирижировал молодой Анатолий Рыбалко. А оформил тот же Храмцов: он засадил всю площадку подсолнухами, перед которыми протянута веревка, на которую «глупая баба» вывешивает проветриваться наряды Ивана Никифоровича. Сбоку – клавесин. Иваны басом и тенором затягивают «Дывлюсь я на небо», потом мелодия переходит к фортепиано с оркестром, тут баба взгромождается за клавесин и делает вид, что двумя пальцами как раз наигрывает это самое «Дывлюсь», кроя при том невероятные гомерически смешные рожи.

Не менее смешно и точно представляют заглавных персонажей Сергей Ермолаев и Александр Подмешальский. И в целом обе постановки – образец синтетического оперного театра, в котором интересный музыкальный материал соединяется с остроумной изобретательной режиссурой, сценографией под стать, качественной игрой оркестра и отличной, самоотверженной работой актеров-певцов. В результате, пусть это не лучшие на свете инструменталисты и голоса, целое получается больше, чем просто сумма всех слагаемых.